Город чудес

У него уходит много времени, чтобы вспомнить. Он на дрейлингских берегах, вернулся на родину, которую покинул так давно. Ему было трудно следить за происходящим и все понимать, пока он был в лихорадке на борту…

– У тебя снова этот смущенный вид, – говорит кто-то у двери.

Он поворачивает голову и видит, что там стоит Тати и неуверенно ему улыбается.

– Правда? – спрашивает он. Голос ужасно охрип.

– Да. Опять собираешься спросить меня, где мы? Где лодка? Какой сегодня день?

– Я не знаю, какой сегодня день, – говорит Сигруд. – Но я помню… мы на дрейлингских берегах. Да?

– Да. В доме, который твоя… э-э… твоя жена приготовила для нас.

Он хмурится. Эта часть памяти окутана туманом. Он помнит, как Ивонна где-то сошла на берег и вернулась с какими-то новостями – видимо, они вдвоем все устроили. Постепенно в памяти проступает дом: просторный, почти дворец, расположенный уединенно, среди холмов. Надежное место, чтобы три беглеца спрятались там, пока мир приводит себя в порядок.

– Где Ивонна? – спрашивает он.

– Готовит. Она этим весьма увлеклась. Но, э-э, получается пока не очень.

– Да. Теперь я вспомнил, какие бульоны она варит для меня… – У него вытягивается лицо. – Очень непросто быть вежливым по этому поводу.

Тати садится рядом на кровать и улыбается.

– Но ведь тебе лучше. Ты помнишь больше. Наверное, ты стал сильнее. Ведь так?

Сигруд слабо улыбается ей в ответ.

– Это я тоже вспомнил.

– Вспомнил?

– Да. Настал момент, когда ты приходишь и говоришь мне, что увидела в лесу снаружи.

Тати смеется.

– Верно! Очень хорошо. И на этот раз я не стану рассказывать тебе ту же самую историю в очередной раз. Расскажу кое-что новое. – Она говорит ему, как исследовала лес, холмы и побережье, и особенно – о своих новых знакомых. – Там полным-полно детишек из деревни, что дальше по дороге, – взволнованно продолжает она. – Они приходят на берег каждый день, чтобы порыбачить, и они показали мне пещеру, Сигруд, настоящую пещеру!

Сигруд смотрит на нее с улыбкой. «Я так легко забываю, – думает он, – что она по-прежнему всего лишь дитя».

– Я бы хотел это увидеть, – говорит он.

– Что, пещеру?

– Нет. Тебя на берегу. – Он размышляет над этим. – Думаю, сделаю это завтра. Да. Я завтра пойду с тобой.

Она смотрит на него неуверенно.

– Ты… ты точно этого хочешь?

– Ты же сказала, что мне становится лучше.

– Но… ты действительно можешь встать с кровати?

– Я в этом уверен, как никогда. Разыщи мне трость, и завтра мы с тобой прогуляемся. – Он улыбается. – Я буду здесь утром, буду ждать тебя. Не подведи меня.

* * *

Тати крепко держит Сигруда за руку, пока он, хрипя и шатаясь, ковыляет по садовой дорожке к опушке леса.

– Тетушка с меня шкуру спустит за это, – говорит она. – Точно спустит, помяни мое слово.

– Пусть лучше спустит с меня, – отвечает он. – Меня проще поймать. – Кашляет, сглатывает, шмыгает носом и сосредоточивается на следующем шаге.

– Уверен, что хочешь это сделать? Правда?

– Я вырос у моря. Это мое право. И мое право увидеть, как моя подруга им наслаждается. Не отказывай старику в просьбе. Это грубо.

Тати помогает ему медленно, очень медленно забраться на холм, за которым простирается море, – на один шаг время от времени уходит почти минута.

– Уверен, что справишься?

– Я одолевал высоты повыше, – говорит он. – В конце-то концов. Ты там тоже была.

– Я не заметила.

– Как и я в общем-то.

Они продолжают подниматься по склону.

– Я поступила правильно, Сигруд? – спрашивает Тати с внезапным беспокойством. – В башне, когда я была… кем-то другим. Я переживаю из-за этого. Я могла, я могла бы…

Он вспоминает слова Шары: «Мало кто может на самом деле выбирать, как ему жить. Лишь немногим хватает силы решать, какой будет их реальность. Даже если мы победим – изменится ли это?»

– Ты сделала то, на что мало кто отваживался, – говорит Сигруд. – Ты отказалась от власти и дала людям выбор, которого у них никогда раньше не было.

– Но как они теперь поступят?

– Думаю, – говорит Сигруд, – по-человечески. Как всегда. К добру или к худу.

Его трость погружается глубоко в землю, такая та плодородная и влажная. Воздух холодный, потрясающий. Над ними возвышаются деревья.

– А я ведь их рубил, знаешь ли, – указывает он на деревья. – Глупый способ зарабатывать на жизнь, не так ли?

– Мы почти пришли, – говорит Тати. – Почти.

– Я знаю. Я его слышу.

Они достигают вершины небольшого холма, и Сигруд видит.

Море не изменилось. Море никогда не меняется, как и блуждающая линия, что отделяет его от побережья. При виде этого зрелища его душа радуется – но вместе с тем печалится.

– Это прекрасно, верно? – с трепетом говорит Тати.

– Верно, – отвечает Сигруд. – Может быть, это самый прекрасный вид на свете. Однако он мог бы стать еще прекраснее.

– Что ты имеешь в виду?

Он машет рукой в сторону берега.

– Ступай и поиграй. Как раз это и нужно, чтобы дополнить пейзаж.

– Ты уверен?

Сигруд, кряхтя и дыша со свистом, медленно садится и прислоняется к дереву, лицом к морю.

– Я тут посижу. Иди. Не трать на меня свои секунды.

– Это не трата, Сигруд, – укоризненно говорит она.

Он ей улыбается.

– Я знаю. Иди.

– Ты не замерзнешь?