Город Драконов

Он закрыл глаза, убаюканный покачиванием паланкина. Открыл он их, только когда носильщики замедлили шаги. Пока его паланкин устанавливали на специальные подставки, занавески оставались задернутыми. Он прислушивался к тихому шарканью башмаков: это уходили носильщики. Однако его встревожило то, чего он не услышал: до него не донеслось ни журчанья воды во многочисленных фонтанах, ни щебета певчих птиц в клетках. Он не почувствовал аромата цветов. Звуки собственного сердцебиения стали заполнять его уши. Костлявыми пальцами он зашарил в одной из подушек паланкина, отыскивая спрятанные там ножны с кинжалом. Он извлек их и бесшумно обнажил клинок. Кинжал был слишком тяжелым для его руки, так что он не был уверен в том, что сможет успешно им орудовать. Ему не хотелось умереть, держа в руках не обагренной кровью клинок.

– Великодушнейший герцог…

Это был голос канцлера Эллика. Конечно же. Предателем должен был оказаться именно он. Его самый близкий и доверенный советник был именно тем человеком, которому проще всего было бы убить герцога и захватить бразды правления. Герцога удивило только то, что Эллик не сделал этого много лет назад, когда он только заболел. Он не стал отзываться на оклик канцлера: пусть считает, будто его господин задремал. Пусть подойдет достаточно близко, чтобы отдернуть занавески и встретить его клинок.

Казалось, будто канцлер способен видеть сквозь занавески и прочитать самую суть намерений герцога, ибо он снова заговорил.

– Мой господин, это не предательство. Я просто улучил момент, чтобы поговорить с вами наедине. Я подхожу, чтобы раздвинуть занавески. Пожалуйста, не убивайте меня.

– Льстец.

Герцог произнес это слово ровным тоном, но по-прежнему держал кинжал обеими руками прямо перед собой. Если он заметит предательство, то постарается вонзить клинок в сердце канцлера.

Однако когда канцлер осторожно раздвинул занавески, руки у него были пустыми, а стоял он на коленях. Герцог осмотрел преклоненную перед ним фигуру с опущенной головой и открытой шеей, застывшую перед паланкином. Если бы он пожелал, то смог бы погрузить кинжал в эту беззащитную шею. Он не стал этого делать.

– Почему наедине? – вопросил он. – Я всегда готов тебя выслушать. Почему здесь и сейчас?

Он с подозрением обвел взглядом уютные покои, принадлежавшие канцлеру.

– Да, о великодушнейший, вы действительно всегда готовы меня выслушать. Но там, где слушаете вы, слушают и другие. А я хочу предупредить вас о предательстве, и мне надо, чтобы мое предостережение слышали только вы.

– Предательство? – Слово сухо царапнуло его язык. Сильное сердцебиение стало болезненным. Слишком много угроз за чрезмерно короткий срок: одного только мужества мало, чтобы поддерживать ослабевшее тело. Он посмотрел на человека, продолжающего стоять перед ним на коленях. – Встань, Эллик. Мне нужна вода. Прошу.

Канцлер поднял сначала взгляд, а потом и голову.

– Конечно. – Не соблюдая правил этикета, он встал и прошел через комнату. Это было жилище мужчины, увешанное оружием и гобеленами, напоминающими о прошедших битвах. На видавшем виды рабочем столе в центре комнаты оказались большая книга для записей, чернильница и россыпь писчих перьев. Герцог не бывал в кабинете канцлера уже много лет, однако за это время помещение мало изменилось. Позади стола стоял буфет. Эллик достал из него бутылку вина и бокалы. – Это будет вам полезнее, чем вода, – сообщил он герцогу.

Ловкими движениями он извлек пробку и наполнил бокалы. Возвращаясь, он двигался, как воин, и подал герцогу бокал без всяких церемоний.

Герцог взял его в иссохшие руки и жадно выпил вино. По его телу разлилось приятное тепло. Не задавая никаких вопросов, Эллик снова наполнил бокал из бутылки, которую продолжал держать в руке. После этого он уселся на пол подле паланкина, скрестив ноги с такой легкостью, словно был юношей, устраивающимся у походного костра.

– Привет! – сказал он, словно они были двумя старыми друзьями, которые встретились совершенно случайно. И, возможно, так оно и было. Эллик смотрел на герцога в упор, пока тот не заговорил:

– Ты знаешь, почему это необходимо. Поклоны, церемониал, жесткий порядок. Это не для того, чтобы унизить тебя, Эллик. Это для того, чтобы поддерживать дисциплину и соблюдать дистанцию.

– Чтобы к вам относились, как к герцогу, – сказал Эллик.

– Да.

– Потому что если бы к вам относились, как к человеку, оказавшемуся среди них, то вы сейчас уже не были бы тем, кому они захотели бы повиноваться.

Герцог немного поколебался, но, в конце концов, признал:

– Да. Это жестокое суждение, но справедливое.

– И это работает, – признал Эллик. – Для большинства. Для тех, кто достаточно молод, чтобы не ставить под вопрос заведенный порядок. Это не так хорошо работает для ваших старых товарищей, которые сражались рядом с вами в те дни, когда вы только приобретали власть.

– Но их осталось немного, – напомнил ему герцог.

– Это так. Но кое-кто из нас остались.

Герцог серьезно кивнул.