– Sudor! – Заклинание испарины вызвало мгновенное обильное потоотделение, но требовалось и еще кое-что, и, опустив руку на живот драконицы, я произнесла все то же заклинание расслабления: – Requiesque curarum! – А затем сразу отмену заклинания стазиса: – Potest!
И подставила таз, едва леди Арнел вырвало.
Миссис МакАверт избавила меня от лицезрения не самого приятного процесса в жизни, перехватив таз и закрыв леди от моего взора собственной персоной.
Увы, это было еще не все, и я, перехватив кувшин с водой, вновь подошла к леди Арнел.
– Вы!!! – прохрипела та, сумев выдохнуть это слово между рвотными позывами.
Но я и так знала, что я это я, а потому:
– Tempus!
И драконица застыла, глядя на меня с нечеловеческой ненавистью. Увы, это было все, на что она сейчас была способна.
Миссис МакАверт, уже поняв алгоритм моих действий, голову старой женщины запрокинула сама, и я повторила все в точности. Огромное количество воды, заклинание испарины, от которой все платье леди Арнел давно было вымокшим до нитки, а закончилось все, как и полагается, рвотой. И… миссис МакАверт еще не знала, что расслабление коснулось также мочевого пузыря. Но не знала только пока, на момент, когда запах рвоты перебивал запах иной жидкости.
– Вызовите горничных, – посоветовала я, когда все закончилось, а леди Арнел исторгла из себя последние капли воды. – Но только самых доверенных.
Экономка кивнула, сделала реверанс, и скорее мне, чем своей взмокшей как мышь госпоже, и поспешила за горничными.
Леди Арнел лежала обессиленно на уже тоже мокрых подушках, в ее дрожащей ладони было зажато мокрое полотенце, с растрепанных волос капала вода, а взгляд…
– Вам ведь известно, что я описалась? – разъяренно вопросила драконица.
– Да, – сухо ответила я.
Оставаясь сухой в прямом смысле этого слова.
Леди Арнел криво усмехнулась, посмотрела на свою сигару и проявила свойственную ее возрасту проницательность:
– Она травила и Стентона тоже, не так ли?
Отвечать я не стала.
Молча ушла к окну и долго стояла, глядя в сумрак горного леса, на очертания заснеженной вершины горы, уже едва угадывающиеся в последних отблесках уходящего дня… Позади меня суетились горничные, миссис МакАверт, как заправский капрал, отдавала приказы.
Меняли диван и подушки. Мокрое платье, сорочку и три нижние юбки попытались сжечь, но я остановила тихим:
– Нельзя. Сжигать исключительно на открытых пространствах, предварительно обмотав голову мокрой тканью, и держаться на как можно большем расстоянии от этого… костра.
Миссис МакАверт поняла все сразу и приказала:
– Диван и подушки сжечь, после снять свою одежду и сжечь также. Руки тщательно вымыть, после принять душ несколько раз. Эбби, распорядитесь, чтобы портнихи выдали всем присутствующим новые платья к утру.
Я невольно улыбнулась – ее речь до крайности напоминала речь миссис Макстон в тот раз, когда профессора действительно пытались отравить. Впрочем, не пытались, а отравили, и не окажись в тот момент рядом меня… Думать об этом не хотелось вовсе.
– Позовите ее! – раздался властный голос из спальни. – Немедленно!
Удивительно, леди Арнел все еще сохраняла способность говорить властно… Действительно удивительно, ведь профессор тогда мог лишь шептать еще две недели после случившегося. Впрочем, если учесть, что он в тот момент попал в мои неопытные руки и, в отличие от драконицы, не был погружен в стазис, ввиду необходимости руководить моими действиями…
Позвать меня не решился никто. Одна из горничных растерянно вышла из спальни, но под моим вопросительным взглядом лишь нервно сделала книксен, остальные на меня старались не смотреть вовсе, и я поняла причину, едва миссис МакАверт сообщила:
– Рвота и все прочее… леди Арнел стара, но она всегда умела… держать себя в руках. Трепет горничных перед вами, боюсь, можно понять.
Неожиданное понимание проявила и сама леди Арнел.
– Мисс Ваерти, – донеслось уже пораженческое, – прошу вас…
Мне вовсе не хотелось туда идти, но из дверей для прислуги вышла моя верная миссис Макстон с неизменным чаем на подносе, и, боже, какое же это было облегчение.
– Моя дорогая, вы совершенно бледны! – взволнованно воскликнула моя экономка, окутывая своей почти материнской заботой, искренним беспокойством, тревогой за меня и обо мне. – Чаю?
– Конечно, миссис Макстон, – с улыбкой согласилась я.
– Для вас с мятой и вербеной, – быстро и решительно подойдя ко мне, сообщила моя домоправительница. – Для этой… – договаривать она не стала, вложив в недосказанность уйму презрения и абсолютное отсутствие почтения, – восстанавливающий сбор. И, дорогая, я видела кипу мокрого белья, выносимого отсюда… Это ведь не то, что я думаю?
– Боюсь, что именно то. – Брать чашечку сразу я не стала.