Город грехов

«Я схожу с ума… — подумал писатель, еще не очнувшись от расслабляющей дремоты и оцепенения. — Только губами она коснулась меня, и уже трудно было остаться мне трезвым… о, позабыть бы конец… нет, не могу забыть, как она смотрела на меня и усмешкой чуть морщила губы… потом руку протянула, которую я поцелуями осыпал, и телом страстно прильнул к ее телу… она разделила мою страсть… шептала, люби меня, дразни, мучь… и я любил, дразнил, мучил ее… я готов был последовать за ней куда угодно, хоть в преисподнюю… с ней я мог обнажить все свои несовершенства… меня это скорее обрадовало бы, нежели огорчило… мои несовершенства могли бы уравнять нас… хотя, может быть, я заблуждаюсь… возможно, что она умеет маскироваться и скрывает свои достоинства… должен признаться, я сам к этому склонен… и я склонен к зависимости от женщин… они волнуют меня, заставляют делать нелепости, иногда ввергают в панику, подобную той, которую насылает Пан в полуденной тишине… они заставляют меня делать то, что я не хочу делать, но делаю… как объяснить эти странные порывы, эти извержения тьмы, живущей во мне?..»

Писатель допил холодный чай в стакане.

Он стоял и смотрел на стену, на которой тени исполняли траурный танец.

Он не удивился, когда среди теней появилась блаженная. Подслушав ее мысли, он кое-что прибавил от себя, раздразнил ее воображение, которое не упустило ни одной подробности. Щеки блаженной разгорелись. Неясное видение приобрело плоть и кровь. Блаженная обняла писателя, смущая и тревожа его так, что его борьба стала заметной для посторонних. В комнате писатель был не один…

Светало.

Нелепо всхлипнув, писатель очнулся, обессиленный, почти без признаков жизни.

Постепенно силы вернулись к нему, но не разум.

«Помню, я засыпал ее вопросами… но я так и не узнал, где бродили ее мысли… я молча смотрел на нее… во мне говорила природа, искаженная грехом… все порочны… и кто ничего не сделал порочного, тот, однако был бы в состоянии это сделать… не от закона грех, а от человека… человек продан греху и поводом, мотивом греха является закон… говоря, не пожелай, он вызывает пожелание… плотские помышления закону не покоряются… жизнь это море пошлости и порока и только немногие выныривают там или здесь… и задаются вопросом, что есть зло?.. откуда оно взялось и куда уйдет рано или поздно?.. а пока не добро, а зло правит в этой жизни… и смерть — это убежище для смертных…» — Подумав о смерти, писатель испытал не радость спасения, а страх и трепет…

Кутаясь в плед, писатель вышел на террасу, на которой в глиняных горшках росли гиацинты, гвоздики и другие растения.

С террасы открывался вид на город, похожий на некое чешуйчатое чудовище с крыльями, выползшее из воды на берег. С востока к городу подступало море, с севера — болотные топи и трясины, с юга — горы, стоявшие наподобие стены, а с запада — почти безлюдная пустыня.

— Не спится?..

Писатель оглянулся. У балюстрады стоял историк и листал какую-то книгу. Он жил с женой в пустующей комнате археолога. Детей у них не было.

Глянув на писателя, историк отвел взгляд.

Выглядел писатель ужасно. Голова его свесилась набок, одной рукой он держался за сердце, другая же была бессильно опущена.

Историк догадался, что писателю дурно. И он не ошибся. У писателя был обморок.

Историк взял писателя за руку.

Писатель очнулся, однако вид у него был как у покойника и речь путанная.