Город и город

– С появлением компьютеров акклиматизационная педагогика продвинулась далеко вперед, – сказала одна из преподавателей – молодая женщина, которая постоянно хвалила мой иллитанский. – Теперь у нас много продвинутых методов; мы работаем с нейрофизиологами, и так далее.

Я – полицейский и поэтому оказался в привилегированном положении. Обычные путешественники проходили бы стандартный курс обучения и потратили бы значительно больше времени на сдачу экзаменов.

Меня посадили в так называемый «симулятор Уль-Комы» – будку с экранами на стенах внутри. На них проецировались фотографии и видео Бешеля, на которых бешельские здания были выделены с помощью освещения и фокусировки, а их улькомские соседи сведены к минимуму. В ходе занятий преподаватели снова и снова меняли акценты на противоположные, чтобы на тех же самых изображениях Бешель уходил в тень, а Уль-Кома сияла.

Кто при этом не вспомнит истории, на которых выросли и мы, и, несомненно, улькомцы? Мужчина из Уль-Комы и девушка из Бешеля встретились в Копула-Холле и вернулись домой и поняли, что они живут – гросстопично – по соседству. Они жили в одиночестве, храня верность друг другу, вставали в одно и то же время, ходили по пересеченным улицам, словно супружеская пара, каждый – в своем городе, никогда не создавая проломов, никогда не прикасаясь друг к другу, не говоря ни слова. В детстве мы слушали сказки об отступниках, которые проламывались и уходили от Пролома, поселяясь в пространствах между городами – не экспатрианты, но инпатрианты, скрывающиеся от правосудия и возмездия, мастерски становящиеся невидимыми для всех. «Дневник инпатрианта» Паланика запрещен в Бешеле (и я уверен, что и в Уль-Коме тоже), но я, как и большинство людей, читал его в пиратском издании.

Я прошел тесты, наведя указатель мыши на улькомский храм, улькомского жителя и улькомский грузовик с овощами так быстро, как только мог. Задания были слегка оскорбительными: их создатели рассчитывали поймать меня на том, что я невольно увижу Бешель. Когда я впервые проходил подобный курс обучения, то ничего такого еще не было. Еще совсем недавно в ходе аналогичных тестов вас могли спросить об отличительных чертах национального характера улькомцев и предложить выбрать среди типичных изображений людей улькомцев, бешельцев и «других» (евреев, мусульман, русских, греков или людей другой национальности – в зависимости от общественных настроений того времени).

– Видели храм? – спросил Датт. – Вон там раньше был колледж. А это многоквартирные дома. – Он тыкал пальцем в здания и говорил, куда ехать, водителю, которого он так мне и не представил.

– Наверное, сейчас у вас необычные ощущения, – сказал он мне.

Да. Я смотрел на то, что Датт мне показывает. Конечно, все знакомые гросстопичные места я не-видел, но не мог не замечать их. Улицы, по которым я постоянно ходил, кафе, в которых часто бывал, – все это сейчас находилось рядом, но на заднем плане, в другой стране. У меня перехватило дыхание. Сейчас я не-видел Бешель. Я забыл, какой он; я пытался представить его себе, но тщетно. Сейчас я видел Уль-Кому.

Сейчас, посреди дня, все было залито светом холодного пасмурного неба, а не неоновыми огнями, которые показывали в многочисленных программах, посвященных соседней стране. Продюсеры этих телепередач, очевидно, считали, что нам будет проще представить себе другой город в кричащих красках ночи. Но этот пепельный дневной свет освещал гораздо более яркие и живые цвета, чем те, что были в моем Старом Бешеле. В наши дни Старый город Уль-Комы по крайней мере наполовину превратился в финансовый квартал: причудливо украшенные, крытые дранкой крыши соседствовали с отполированной до зеркального блеска сталью. Рядом с домами из стекла уличные торговцы и торговки в платьях, заплатанных рубашках и штанах продавали рис и шампуры с мясом модно одетым мужчинам и немногочисленным женщинам (мимо которых, в сторону более скромных бешельских зданий, шли мои ничем не выделяющиеся соотечественники, которых я пытался развидеть).

После того как ЮНЕСКО мягко выразила неодобрение Уль-Коме и погрозила ей пальцем (к которому были привязаны инвестиции из европейских стран), местные власти приняли законы о зонировании, которые должны были бороться с наиболее чудовищными проявлениями архитектурного вандализма, вызванного экономическим бумом. Некоторые из наиболее уродливых новых зданий даже снесли, исторические достопримечательности Уль-Комы с их барочными украшениями все равно казались почти жалкими по сравнению с их огромными молодыми соседями. Я, как и все жители Бешеля, привык ходить по магазинам среди иностранных теней иностранного успеха.