Город и город

Он жестом призвал меня наклониться к ее бритому скальпу.

Я почувствовал запах консерванта. Среди черной щетины виднелись мелкие следы проколов, покрытые струпьями.

– Что это?

– Не знаю, – ответил Шукман. – Они неглубокие. Наверное, она на что-то упала.

Царапины были маленькие, примерно с кончик карандашного грифеля. Они неравномерно покрывали участок кожи размером примерно с мою ладонь. Кое-где они складывались в линии по несколько миллиметров в длину, более глубокие в центре и сходившие на нет по краям.

– Следы полового акта?

– Недавних следов нет. Так что если она работала на панели, то в эту историю, возможно, влипла, отказавшись что-то сделать. – Я кивнул. Шукман помолчал. – Мы уже ее помыли, – сказал он наконец. – На ней была грязь, пыль, сок растений – все то, что можно обнаружить там, где она лежала. И еще ржавчина.

– Ржавчина?

– Повсюду. Куча ссадин, порезов, царапин – в основном посмертных – и тонна ржавчины.

Я снова кивнул и нахмурился.

– Раны, вызванные самозащитой?

– Их нет. Все произошло быстро и неожиданно, или ее ударили сзади. На теле много ссадин и всего такого. – Шукман указал на следы разрывов на ее коже. – Они не противоречат предположению о том, что ее тащили по земле. Стандартный износ при убийстве.

Хамзинич открыл рот, затем закрыл его. Я посмотрел на него. Он грустно покачал головой: Нет, ничего.

Глава 3

Плакаты развесили. В основном рядом с местом, где нашли нашу Фулану, но, кроме того, на главных улицах, в торговых кварталах, в Кьезове, Топише и других подобных районах. Один я даже заметил, выходя из дома.

А ведь мой дом совсем не рядом с центром. Я жил к юго-востоку от Старого города, в квартире на предпоследнем этаже шестиэтажной башни на Вулков-штрас. Это была сильно пересеченная улица: группы домов, а иногда и отдельные дома отделяла друг от друга чужеродность. Местные здания на два-три этажа выше остальных, поэтому крыши Бешеля торчат ввысь неравномерно, и сверху город почти напоминает навесную бойницу.

Церковь Вознесения, покрытая кружевом теней от башен, которые нависали бы над ней, если бы находились здесь, стоит в конце Вулков-штрас. Ее окна защищены сетками из проволоки, но часть витражных стекол все равно разбита. Рядом с ней раз в несколько дней открывается рыбный рынок. Я часто завтракал здесь под крики торговцев, стоявших у ведер со льдом и стоек, на которых разложены живые моллюски. Даже юные девушки, очень фотогеничные, работая здесь, одеваются как их бабушки, вызывая чувство ностальгии. Волосы они завязывают шарфами цвета кухонного полотенца, а их фартуки покрыты серыми и красными узорами, чтобы не так была видна кровь от выпотрошенной рыбы. Мужчины здесь выглядят так, словно только что сошли на берег и ни разу не поставили свой улов на землю, пока не опустили его на брусчатку под моим окном. Покупатели толпятся вокруг торговцев, нюхают товар и тыкают в него пальцами.

Утром по приподнятому над улицей пути проносились поезда. Они были не в моем городе. Я, конечно, никогда не заглядывал в окна их вагонов, но мог бы это сделать – так близко они проезжали от меня – и увидеть глаза чужеземных пассажиров.

Они бы увидели только худого мужчину средних лет в ночной рубашке, который ест на завтрак йогурт, пьет кофе и, встряхивая, складывает газету – «Инкьистор», «Ий деурнем» или же «Бешель джорнал» с расплывающимся шрифтом (я читал его, чтобы практиковаться в английском). Обычно мужчина был один, но иногда рядом могла быть женщина приблизительного того же возраста. (Преподавательница истории экономики Бешельского университета или журналистка, пишущая об искусстве. О существовании друг друга они не знали, но в любом случае не стали бы возражать.)

Когда я вышел из дома, с доски объявлений у входа на меня смотрело лицо Фуланы. Хотя ее глаза были закрыты, фотографию обрезали и изменили так, что женщина выглядела не мертвой, а ошеломленной. «Вы знаете эту женщину?» – спрашивал черно-белый плакат, напечатанный на матовой бумаге. «Позвоните в Отдел по борьбе с особо тяжкими преступлениями», и наш номер. Наличие плаката, возможно, означало, что местная полиция действует особенно эффективно. Возможно, их расклеили по всему кварталу. А может, полицейские хотели, чтобы я от них отвязался, и поэтому повесили пару плакатов в стратегически выбранных местах – так, чтобы я непременно их увидел.

От дома до базы ОБОТП было несколько километров. Я пошел пешком – мимо кирпичных арок; наверху, там где рельсы, они находились в другом месте, но не у всех арок были чужеземные основания. Среди тех, которые я мог увидеть, ютились магазинчики и сквоты, разрисованные граффити. В Бешеле это тихий район, но на улицах толпились люди из других мест. Я их развидел, но на то, чтобы пробуриться сквозь толпу, понадобилось время. Не успел я добраться до поворота на виа Камир, как мне на мобильник позвонила Ясек.

– Мы нашли фургон.

* * *