Город и псы

Повернув к своему дому, Тереса увидела силуэт в темной форме и белой фуражке; на краю тротуара – кожаный портфель. Ее поразило, что Альберто стоит совсем неподвижно, как манекен. На ум пришли часовые у решетки Дворца правительства. Только те были осанистые, выпячивали грудь и вытягивали шею, щеголяли длинными сапогами и шлемами с плюмажем, а Альберто стоял ссутулившись, свесив голову, и даже как будто уменьшился в росте. Тереса помахала, но он ее не увидел. «Ему идет форма, – подумала она. – А пуговицы как сверкают! Вылитый курсант военно-морской школы». Альберто вскинулся, только когда она подошла совсем близко. Тереса улыбнулась, он поднял в приветствии руку. «Что с ним такое?» – удивилась Тереса. Альберто было не узнать, он словно постарел. Меж бровей залегла глубокая складка, веки напоминали два черных полумесяца, а кости скул едва не прорывали бледную кожу. Взгляд блуждающий, губы бескровные.

– Тебя только что отпустили? – спросила Тереса, вглядываясь в его лицо, – Я думала, ты ближе к вечеру придешь.

Альберто не ответил. Смотрел на нее пустыми, отчаянными глазами.

– Тебе идет форма, – тихо сказала Тереса, помолчав.

– Мне не нравится форма, – сказал он с кривой усмешкой. – Дома я ее сразу снимаю. Но сегодня я еще не был в Мирафлоресе.

Он говорил, почти не шевеля губами, бесцветным, глухим голосом.

– Что случилось? – спросила Тереса. – Почему ты сегодня такой? Тебе плохо? Скажи мне, Альберто.

– Нет, – сказал Альберто и отвел взгляд, – я не болен. Но домой ехать сейчас не хочу. Я хотел тебя увидеть, – он провел рукой по лбу, и складка стерлась, но всего на миг. – У меня неприятности.

Тереса, немного наклонившись к нему, ждала, смотрела с нежностью, как бы подбадривая его говорить дальше, но Альберто поджал губы и стоял, медленно потирая руки. Тересе вдруг стало не по себе. Что сказать, что сделать, чтобы он доверился ей, как успокоить его, и что он подумает о ней потом? Сердце бешено забилось. После мимолетного колебания она шагнула к Альберто и взяла за руку.

– Пойдем ко мне, – сказала она, – пообедаешь с нами.

– Пообедаю? – растерянно сказал Альберто и снова провел рукой по лбу. – Не надо, не беспокой тетю. Я где-нибудь поем и потом за тобой зайду.

– Пойдем, пойдем, – настойчиво повторила она и подхватила портфель, – не глупи. Никакое это не беспокойство. Давай, пошли.

Альберто поплелся за ней. У двери Тереса отпустила его руку, прикусила губу и шепотом сказала: «Мне не нравится, когда ты такой грустный». В его взгляде промелькнуло оживление. Альберто благодарно улыбнулся и нагнулся к ней. Они очень быстро поцеловались в губы. Тереса постучала. Тетка не узнала Альберто: недоверчиво смерила глазами, с любопытством изучила форму и просияла, увидев знакомое лицо. По толстой физиономии расплылась широкая улыбка. Она вытерла руку об юбку и протянула Альберто, сыпля словами:

– Как поживаете, как поживаете, сеньор Альберто? Какой приятный сюрприз! Проходите, проходите. Рада вас видеть. Не признала в этой шикарной форме. Думаю: кто же это? Сообразить не могу. Слепну я от кухонного чада, знаете ли, да и от старости. Проходите, сеньор Альберто, рада вам.

Тереса вставила, обращаясь к тетке:

– Альберто останется у нас на обед.

– А? – спросила тетка, будто громом пораженная. – Что?

– Альберто пообедает у нас, – повторила Тереса.

Она умоляюще смотрела на тетку, пытаясь дать понять, чтобы та не выказывала такого явного изумления, а просто кивнула. Но тетка не могла прийти в себя: глаза широко распахнуты, нижняя губа отвисла, лоб сморщился – она словно впала в транс. Наконец она отмерла и с кислой миной велела Тересе:

– Поди-ка сюда.

Развернулась и, переваливаясь, будто громоздкий верблюд, направилась в кухню. Тереса пошла за ней, задвинула занавеску и поднесла палец к губам, но тетка не собиралась ничего говорить, только испепеляла ее гневным взглядом и растопыривала пальцы, будто хотела поцарапать. Тереса сказала ей на ухо:

– Китаец может тебе дать в долг до вторника. Только молчи – нельзя, чтобы он услышал; потом объясню. Ему обязательно нужно остаться с нами. Не сердись, пожалуйста, тетя. Я уверена, китаец согласится.

– Идиотка! – взревела тетка, но тут же понизила голос, сама поднесла палец к губам и прошипела: – Идиотка! Совсем спятила? Прикончить меня удумала, до ручки довести? Китаец сто лет уже мне в долг не дает. Мы и так ему столько задолжали, что и зайти к нему боюсь. Идиотка.

– Ну, упроси его, – сказала Тереса, – придумай что-нибудь.

– Идиотка! – снова взорвалась тетка и снова убавила голос: – У меня от силы две тарелки. Что он, голый суп хлебать будет? Даже хлеба нет.

– Ну, пожалуйста, тетя, – не сдавалась Тереса, – я тебя очень-очень прошу!

И, не дожидаясь ответа, вернулась в гостиную. Альберто сидел на стуле. Он поставил портфель на пол, а сверху положил фуражку. Тереса села рядом. Заметила, что волосы у него грязные и всклокоченные, как петушиный гребень. Занавеска отодвинулась, и появилась тетка. На ее лице, все еще красном от бешенства, играла вымученная улыбка.