Город и псы. Зеленый Дом

Лейтенант, наморщив лоб, хмуро смотрел на пленного. Вдруг он извернулся и ударил его сапогом в голую ягодицу. Пантача, взвизгнув, упал, но, и лежа на полу, продолжал искоса поглядывать на бутылку. Лейтенант потянул за веревку, и косматая голова дважды ударилась об пол. Может, хватит валять дурака, Пантача? Куда он делся? И Пантача заорал – как в воду канул, сеньор, – и сам ударил головой об пол. Наверное, она тихонько вылезла и вползла на откос, и забралась в хижину, и хвостом заткнула ему рот, и утащила его, бедняжку, сеньор, и пусть сеньор даст ему хотя бы глоток. Якумама всегда так, не услышишь, не увидишь, и уамбисы говорили – она обязательно выползет опять и заглотнет нас, и поэтому они тоже ушли, сеньор, и лейтенант пнул его ногой. Пантача замолчал и встал на колени. Он остался один-одинешенек, сеньор. Офицер отпил глоток из термоса и облизнул губы. Сержант Роберто Дельгадо вертел в руке бутылку, а Пантача опять заорал – пусть его отправят на Укайяли, сеньор, где умер его друг Андрее. У него задергались губы – там и он хочет умереть.

– Значит, твоего хозяина утащила якумама, – спокойным голосом сказал лейтенант. – Значит, лейтенант – дурак дураком, и Пантаче ничего не стоит обвести его вокруг пальца. Ах ты, мой миленький.

Пантача пожирал глазами бутылку. Ливень усилился. Вдалеке громыхал гром, и время от времени молния озаряла бичуемые дождем крыши, деревья, непролазную грязь.

– Я остался один, сеньор! – закричал Пантача, и в голосе его зазвучала ярость, но горящий взгляд был по-прежнему прикован к бутылке. – Я давал ему есть, потому что он, бедняга, не слезал с гамака, а он бросил меня, и остальные тоже ушли. Почему ты не веришь, сеньор?

– Может, он и соврал насчет имени, – сказал сержант Дельгадо. – Я не знаю в наших краях ни одного человека, которого звали бы Фусия. Вам этот тип не действует на нервы своими бреднями? Я бы его пристрелил, и дело с концом, господин лейтенант.

– Ну а агварун? – сказал лейтенант. – Что же, и Хума утащила якумама?

– Он ушел, сеньор, – прохрипел Пантача, – я ведь тебе уже сказал. А может, она и его утащила, сеньор, кто его знает.

– Этот Хум из Уракусы целый вечер морочил мне голову, – сказал лейтенант, – и переводчиком был второй прохвост, и я слушал, как дурак, все их россказни. Эх, если бы я мог догадаться. Это был первый чунчо, с которым я познакомился, сержант.

– А все из-за этого Реатеги, который был губернатором Ньевы, – сказал сержант Дельгадо. – Мы не хотели отпускать агваруна, господин лейтенант, но он приказал, и вот видите, что получилось.

– Ушел хозяин, ушел Хум, ушли уамбисы, – всхлипнул Пантача. – Я один остался со своей печалью, а теперь еще этот ужасный холод.

– Но уж Адриана Ньевеса я поймаю, клянусь Богом, – сказал лейтенант. – Он в лицо смеялся над нами, он жил на деньги, которые мы ему платили.

И там у всех были жены, сеньор. Он глубоко вздыхал, и слезы текли по его обросшему лицу. А он только мечтал о христианке, с которой мог бы хотя бы поговорить, о какой ни на есть христианке, а они и шапру отняли у него, и от удара сапогом Пантача скорчился и заорал. Он на несколько секунд закрыл глаза, потом открыл их и теперь умильно посмотрел на бутылку: один глоточек, сеньор, один-единственный, чтоб согреться, он продрог до костей.

– Ты хорошо знаешь эти края, Пантача, – сказал лейтенант. – Долго еще будет идти этот проклятый дождь, когда мы сможем тронуться в путь?

– Завтра прояснится, – пробормотал Пантача. – Помолись Богу – и увидишь. Но сжалься, дай мне глоточек. Чтоб согреться, сеньор.

Это невозможно выдержать, будь все проклято, невозможно выдержать, и лейтенант поднял ногу, но на этот раз не ударил пленного, а надавил сапогом на его лицо, так что он щекою коснулся пола. Сержант Дельгадо отхлебнул из бутылки, потом из термоса. Пантача раскрыл рот и, высунув розовый острый язык, принялся лизать – один глоточек, сеньор, – подошву – чтоб согреться – и носок сапога. В его выпученных глазах светилось что-то плутоватое и вместе с тем угодливое – один-единственный, – а язык все лизал грязную кожу. Чтоб согреться, сеньор, и он поцеловал сапог.

– Ну и хитрец ты, Пантача, все уловки знаешь, – сказал сержант Дельгадо. – То на жалость бьешь, то прикидываешься сумасшедшим.

– Скажи мне, где Фусия, и получишь бутылку, – сказал лейтенант. – И кроме того, я тебя отпущу. И вдобавок дам несколько солей. Отвечай скорей, а то передумаю.

Но Пантача опять захныкал, судорожно прижимаясь всем телом к земляному полу в попытке согреться.

– Уведи его, пока меня не вырвало, – сказал Лейтенант. – Глядя на него, я сам помешаюсь, мне уже мерещится якумама. А дождь все льет, так его мать.

Сержант Роберто Дельгадо, взяв веревку, направился к двери, и Пантача побежал за ним на четвереньках, как шаловливый пес. На крыльце сержант крикнул, и появился Инохоса, который увел Пантачу, приплясывающего от холода под проливным дождем.

– А что, если нам рвануть, несмотря на дождь, – сказал лейтенант. – В конце концов, форт не так уж далеко.