Город и псы. Зеленый Дом

Хосефино стрельнул изо рта окурком в сторону площади Мерино, но не доплюнул даже до проспекта Санчеса Серро и отошел от окна. Она в упор смотрела на него, и он – что с тобой? Она хочет испепелить его взглядом? Он знает, что у нее красивые глаза, но зачем она их так вытаращивает, и что это за глупости она говорит. Бонифация не плакала, и вид у нее был вызывающий, а голос решительный: она не хочет, это ребенок ее мужа. А чем она будет кормить ребенка своего мужа? А что она сама будет есть до тех пор, как родится ребенок ее мужа? И что будет делать Хосефино с пасынком? Самое худшее – это то, что люди никогда ни о чем не задумываются, зачем только у них голова на плечах, черт побери.

– Я буду работать прислугой, – сказала Бонифация. – А потом поеду с ним в Лиму.

Прислугой? Это брюхатая-то? Она бредит, никто ее не возьмет в прислуги, а если случайно кто-нибудь и возьмет, ее заставят мыть полы, и от такой работы ребенок ее мужа вытечет из нее с кровью или родится мертвым или уродом, пусть она спросит у врача, а она – пусть он сам умрет, но она не станет его убивать, Хосефино зря ее уговаривает.

Она опять начала всхлипывать, и Хосефино сел рядом с ней и обнял ее за плечи. С ее стороны это черная неблагодарность. Он хорошо обращается с ней, да или нет? Почему он привел ее в свой дом? Потому что любит ее. Почему он ее кормит? Потому что любит ее, а она за это и несмотря на это, вдобавок ко всему хочет наградить его пасынком, чтобы люди смеялись над ним. Он не желает быть посмешищем, черт побери. И потом, сколько ему придется заплатить мамаше Сантос? Уйму, пропасть денег, а вместо того, чтобы сказать спасибо, она плачет. Почему Дикарка так поступает с ним? Похоже, что она его не любит, а он-то прямо сгорает от любви, и Хосефино пощипывал ее за шею и дул ей за ухо, а она стонала – ее селение, монашенки, она хочет вернуться, пусть это край чунчей, пусть там нет больших зданий и автомобилей. Хосефино, Хосефино, она хочет вернуться в Санта-Мария-де-Ньеву.

– Чтобы поехать к себе на родину, тебе понадобится больше денег, чем для того, чтобы построить себе дом, чолита, – сказал Хосефино. – Ты сама не понимаешь, что говоришь. Не надо так, любовь моя.

Он вытащил носовой платок и утер ей слезы, и поцеловал ее в глаза, и привлек к себе, и с жаром обнял ее. Он заботится о ней, а почему? Он думает только о ее благе, а почему, черт побери, почему? Потому что он ее любит. Бонифация вздыхала, мусоля носовой платок, – если он думает о ее благе, как же он хочет, чтобы она убила сына своего мужа?

– Глупая, это не значит убить его, разве он уже родился? – сказал Хосефино. – И почему у тебя не сходит с языка твой муж, когда он тебе уже не муж.

Нет, муж, они венчались в церкви, а для Бога только это и важно, и Хосефино – что за глупая привычка ко всему припутывать Бога, Дикарка, а она – видишь, видишь, какой ты плохой, а он – чолита, глупенькая, поцелуй меня, а она – нет, а он, теребя ее, щекоча под мышками, не давая ей подняться, – ух что он сделал бы с ней, если бы так не любил ее, глупышку, упрямицу, его Дикарочку, а она, то всхлипывая, то смеясь, то икая, – видишь, видишь, а он, улучив момент, поцеловал ее в губы. Она любит его? Один разок, только один разок, глупышка, а она – я не люблю тебя, а он – зато я тебя очень люблю, и как ты играешь на этом, как ты кочевряжишься, а она – ты это только говоришь, а на самом деле не любишь меня, а он – пусть потрогает здесь, его сердце бьется только для нее, и если бы она любила его, он исполнял бы все ее желания, и под его руками в томлении трепетало ее горячее, жаждущее тело, а голос Хосефино становился невнятным, еле слышным, как и ее голос, – она не пойдет к мамаше Сантос, как бы она ни любила его, – сдавленный, – хоть убей, не пойдет, – и полный истомы, – но она любит его, – и дрожащий от страсти.

III

– Что ты куксишься, – сказал сержант, – можно подумать, что тебя силой забирают отсюда. Чем ты недовольна?

– Я довольна, – сказала Бонифация. – Мне только немножко жаль расставаться с матерями.

– Не клади этот чемодан на самый край, Пинтадо, – сказал сержант. – И ящики плохо привязаны, при первом толчке попадают в воду.

– Не забывайте о нас, когда будете в раю, господин сержант, – сказал Малыш. – Напишите нам, расскажите, как живется в городе. Если только на свете еще существуют города.

– Пьюра – самый веселый город в Перу, сеньора, – сказал лейтенант. – Он вам очень понравится.

– Наверное, сеньор, – сказала Бонифация. – Если он такой веселый, то должен понравиться.