Однако значимые новации в историографии испанского средневекового города были связаны отнюдь не только с внешними (главным образом французскими) влияниями. Как ни парадоксально, но важную роль в этой сфере сыграли те важные изменения в принципах территориально-административного устройства Испании, которые произошли в конце 1970–1990-х годов. Жестко централизованная при Ф. Франко, страна вступила в активный процесс автономизации, начатый (но вовсе не законченный) предоставлением соответствующего статуса Каталонии, Стране Басков, а несколько позднее и Галисии. Автономные власти получили весьма значительные полномочия, которые к тому же с течением времени еще расширились. Со временем добавился и еще один значимый мотив, связанный с пребыванием Испании в ЕС, а именно официальная политика Брюсселя по формированию «Европы регионов».
Поэтому как продвинутые, так и отсталые в этом плане испанские области вступили в перманентную борьбу за расширение своих прав. Среди прочего всемерно поощрялись (и поощряются) локальные исследования, призванные дать свидетельства исторической и культурной уникальности соответствующего региона; в свою очередь, эта уникальность становилась своеобразным козырем в спорах с центральным правительством[163]
. Соответственно, ранее более или менее единая история полуострова стала стремительно дробиться на фрагменты, тогда как количество обобщающих работ резко сократилось[164].Весьма показательно в этом смысле содержание одного из последних испанских сборников, посвященного классической проблеме медиевистики — формам взаимоотношения города и его округи[165]
. Удивляет не столько то, что материалы, вошедшие в книгу (доклады, сделанные на конференции в Нахере в 2006 г.), посвящены исключительно региональным сюжетам — городам Андалусии, Мадриду, Эстремадуре, Майорке, Лиссабону, мусульманским городским поселениям (в конце концов, само по себе это нормально для жанра сборника), сколько отсутствие в книге какого-либо обобщающего введения или заключения.Правда, в какой-то мере его роль выполняет одна из статей, помещенных в заключительной части сборника: «Город и его территории на средневековом Западе: система пространства (состояние исследований)». Однако, как видно из названия, это обобщающее исследование посвящено далеко не только городам Пиренейского полуострова, т. e. далеко выходит за рамки той проблематики, о которой идет речь в абсолютном большинстве представленных в книге материалов[166]
. Самое же главное то, что автором означенного текста являются не испанец и не редакторы (Б. Арисага-Болумбуру и Х.-А. Солосано-Телечеа)[167], а лишь один из докладчиков, причем иностранец — французский испанист Д. Менжо[168]. Очевидно, что редакционная коллегия просто не посчитала необходимой выработку какого-либо общего взгляда на проблему и рассматривает получившуюся мозаику как норму[169].Еще одна очевидная тенденция — некоторое снижение интереса к традиционной проблематике, связанной с институциональными аспектами истории средневековых городов со стороны «чистых» историков. Эта область превратилась в исключительную прерогативу историков права. И здесь они достигли видимых результатов. Но в большинстве своем эти результаты не касаются устоявшихся парадигм. С одной стороны, период 1980 — начала 1990-х годов характеризовался настоящим всплеском деятельности по публикации средневековых текстов, касающихся городов. Появились принципиально новые издания документов из местных (в том числе городских) архивов. И немалое участие в этом приняли (и принимают) историки права старшего поколения, демонстрирующие блестящую палеографическую подготовку. Длительное время отстававшие от своих коллег из других западных стран в этой области испанские ученые не только достигли их уровня, но и заняли лидирующие позиции[170]
. Вплоть до конца 1990-х годов именно публикации заняли значимое место в исследованиях по истории испанского средневекового города.Историки права также испытали влияние общей тенденции к регионализации исследований[171]
. При всей виртуозности использования этого жанра испанскими правоведами следует учесть и свойственную ему особенность — акцентирование частного в противовес общему: как правило, обращающиеся к нему исследователи не ставят своей целью пересмотр устоявшихся историографических парадигм. Выделим, пожалуй, лишь одну действительно важную новацию, выходящую далеко за пределы частных наблюдений: введение понятия «сообщество города и деревень» (