Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

Здесь же замечу, что этот новый интерес к прошлому Испании воплотился в совершенно иные формы, чем во времена В.К. Пискорского. Следует учесть, что к середине 1930-х годов, к началу этих событий, основополагающую роль в советской медиевистике (за которой лишь после 1934 г. окончательно было признано право на существование) начали играть ученые, пришедшие в науку после 1917 г. Массовый приток неофитов имел неоднозначные последствия. С одной стороны, он способствовал демократизации научной и преподавательской среды, пополненной за счет представителей тех социальных страт, которые до революции не имели доступа в ее сферу. С другой стороны, этот приток свежей крови оказался слишком резким: старые «спецы», испытывавшие на себе все усиливавшееся идеологическое давление, на протяжении 1930-х годов буквально растворялись в среде неофитов, что привело к ощутимому снижению критериев научной работы. Оно сказалось даже на специалистах, получивших неплохое дореволюционное образование. Еще сильнее это отразилось на людях, вступление в сознательную жизнь которых пришлось на 1920–1930-х годах, значимый отпечаток на представления которых наложили хаос и разруха революции, Гражданской войны и лихорадочных реформ образования образца 1920-х годов.

Все эти факторы следует учесть, приступая к разговору об истории ленинградской группы историков-испанистов, сформировавшейся в ЛГПИ им. А.И. Герцена (бывшем III Педагогическом институте, созданном в 1918 г.) во второй половине 1930-х годов[200]. Ее лидером был профессор, заведующий кафедрой истории средних веков А.Е. Кудрявцев, участник революции 1905–1907 гг., работавший в институте с самого его основания. Его общие принципы разделяли профессор А.М. Розенберг, ассистент (позднее доцент) кафедры Н.С. Масленников, а также их прямые ученики — аспирант О.Л. Вайнштейн (аспирант ЛГПИ в 1934–1937 гг., впоследствии доцент и профессор ЛГУ) и И.В. Арский (позднее доцент ЛГУ).

Научное кредо лидера группы А.Е. Кудрявцева, вероятно, довольно полно характеризуется в воспоминаних о нем, оставленных его учениками. Если верить им, то их учитель заявлял: «На знамени новой революционной школы стоят не книжность и учеба, а исследование, активное творческое познание»[201]. Подобное отношение к пониманию научного долга вполне объясняет колоссальный, пожалуй, даже чрезмерный разброс интересовавших историка научных проблем — от отечественной истории до истории английской революции и Ост-Индской компании, Реконкисты, социальных движений XV–XVI вв. и даже положения Рейнской области в период французской революции[202].

А.Е. Кудрявцеву и близким ему по взглядам профессорам и преподавателям противостояли немногочисленные представители старой петербургской школы. В частности, выступая оппонентом при защите кандидатской диссертации И.В. Арским[203], О.А. Добиаш-Рождественская в ноябре 1937 г. высказалась достаточно резко. Не разделяя оценки, данной вторым оппонентом (симптоматично, что в этой роли выступал именно А.Е. Кудрявцев, говоривший об «упорной работе» диссертанта), она прежде всего заявила: «Вы много разбрасывались по другим темам, тогда как взятая Вами на себя задача заслуживала бы, чтобы ей отдана была жизнь». Но особая жесткость отличала общую оценку: «…недопустимы спешность, небрежность, подчас почти что-то худшее: неуважение к читателю, расчет на его рассеянность, на его доверчивость»[204]. Представляется, что эти слова весьма точно характеризуют научный уровень работ И.В. Арского[205], А.Е. Кудрявцева[206], их коллег и единомышленников.

Остановлюсь теперь на характеристике двух текстов ленинградских испанистов 1930-х годов, которые представляются наиболее значимыми в контексте настоящей работы. Прежде всего, это «Испания в Средние века» А.Е. Кудрявцева. В предисловии к ней автор оговаривается, что книга написана в популярной форме и что он взялся за работу над ней «главным образом по соображениям политической важности и актуальности»[207]. В силу этого монография не имеет научного аппарата, за исключением краткого списка литературы, ориентированного скорее на широкого читателя, чем на исследователя; среди прочего, он включает основные работы В.К. Пискорского и статьи И.В. Арского.