Город как безумие. Как архитектура влияет на наши эмоции, здоровье, жизнь

Неосознаваемые когниции, которые непрерывно протекают в наших умах, когда мы перемещаемся по строительной среде, обнаруживают себя в реакциях двух типов – прямой и опосредованной. Непосредственные реакции – физиологические, а не освоенные. В этом случае некая особенность окружения сама по себе вызывает в нас быстрый автоматический отклик, как когда мы, например, отшатываемся от дурно пахнущего мусора, испытываем повышенное чувство беспокойства в павильоне Нувеля для «Серпентайн» или легкое чувство страха в музее Либескинда. Самые очевидные непосредственные реакции регулируются миндалевидным телом мозга, где формируются рефлексы страха, который вызывает так называемую реакцию «бей или беги».

Любой, кто заходил в Дом с привидениями или забирался в Doom Buggy для поездки по одному из диснеевских домов с привидениями, испытывал неотвратимый автоматизм человеческой системы непосредственных реакций. Какими бы хладнокровными мы ни были, как бы настойчиво ни напоминали себе, что все это – постановка, не более чем спектакль, логика оказывается слабым союзником, когда мы обнаруживаем себя пленниками темного, мрачного помещения без определенных границ и размеров или комнаты без видимого выхода, либо стоящими на нестабильном полу, который может накрениться и резко выбросить нас в пространство, либо слышащими внезапные, неожиданные движения или громкие неожиданные шумы на высоких тонах. Объективно посетители Дома с привидениями знают, что такие стимулы не представляют опасности. Но это никак не мешает нам – а фактически и не может помешать – испытывать инстинктивный, осязаемый испуг, даже если диссонанс между физиологическим страхом, который мы ощущаем в нашем теле, и осознанным когнитивным знанием об отсутствии риска для нас, приводит скорее к острым ощущениям, чем к ужасу.

Среди других примеров непосредственных реакций – смутное чувство дискомфорта, когда мы оказываемся в средах, предоставляющих слишком мало или слишком много информации. Перегруженные раздражителями среды изнуряют нас: таковы удушливо загроможденный офис клерков Канцлерского суда в «Холодном доме»; многолюдный подземный переход, в котором нам постоянно приходится быть начеку. Эти непреодолимые побуждения, вероятно, сформировались на протяжении десятков тысячелетий, когда люди жили под открытым небом и вынуждены были зорко отслеживать любое движение, могущее сулить опасность. Недостаточно стимулирующие среды – такие как пригородный поселок, описываемый Тео в «Щегле» или внутренние школьные коридоры со скудным дизайном, – тоже обессиливают нас, настолько отравляя скукой, что обостряют стресс, тоску и даже вредные привычки. Нам хочется сбежать оттуда в более когнитивно привлекательное и здоровое место.

Не все наши непосредственные реакции вызываются страхом или другими негативными эмоциями. Некоторые объекты извлекают непосредственные реакции, которые мы переживаем с удовольствием: тропинки, обещающие незнакомые места, возбуждают в нас любопытство, а изогнутые плоскости порождают ощущение удобства и непринужденности. Пожалуй, наиболее хорошо изученный кластер непосредственных реакций – это воздействия цвета на наши эмоции. Люди настолько привыкли считать более холодные и менее насыщенные цвета успокаивающими, а теплые и насыщенные – будоражащими, что если они проходят тестирование в помещении с бросающимися в глаза красными элементами, то показывают худшие результаты. Цвет имеет самые разнообразные неожиданные воздействия на нас. Когда люди проходят тест на IQ в помещении с небесно-голубым потолком, их результаты повышаются. Самый известный пример: определенный оттенок розового считается таким успокаивающим, что некоторые футбольные команды окрашивают в этот цвет стены раздевалок своих соперников. Разумеется, во многом восприятие цвета отличается у разных народов и в разных культурах. Но вид некоторых основных цветов неизменно вызывает непосредственные реакции, отличающиеся крайне незначительно, поскольку они глубоко укоренены в биологии человека. Морис Мерло-Понти, философ, который предвосхитил в своих работах новую теорию познания, отразил эту сложную реальность, когда косвенно критиковал защитников радикального культурного релятивизма в «Феноменологии восприятия». Его совет таков: «Пора прекратить вопрошать, как и почему красный, цвет крови, символизирует борьбу и насилие, а зеленый, выбранный природой для растений, символизирует покой и мир». Вместо этого, продолжал Мерло-Понти, нам следует посвятить себя попыткам повторно познать, «как переживать эти цвета так, как делает наше тело», в наших актуальных жизненных средах, изо дня в день.