Город как безумие. Как архитектура влияет на наши эмоции, здоровье, жизнь

В композиционных деталях дизайн портика демонстративно отходит также от своих неоклассических предшественников. Локальные небольшие асимметрии нарушают общую симметрию главного фасада. И эти асимметрии несут информацию об обстановках действия, находящихся внутри. В отличие от традиционных неоклассических экстерьеров, в которых внешняя композиция не выдает функций интерьера, главный фасад Ганд-холла открывает его внутренние пространства и намекает на их возможную функцию. Большое застекленное пространство на первом этаже должно быть библиотекой. Кабинеты побольше и поменьше выставлены напоказ на втором и третьем этажах.

Окинув строение быстрым взглядом, мы восприняли, что общая композиция колоннады портика отсылает к классической архитектуре, в то время как материалы, пропорции, локальные асимметрии, конструктивные детали, отсутствие внешних украшений свидетельствуют о решительно неклассическом, современном предназначении. Другими словами, мы были предрасположены воспринимать ВШД, находящееся здесь учреждение, одновременно как погруженное в традицию и настроенное на переосмысление архитектурных традиций для современного мира. Дизайн Эндрюса идеально отражает то, как ВШД воспринимает свою идентичность.

В то же время материалы, конструктивные детали Ганд-холла, отсутствие внешних украшений, последовательность элементов, которые попадают на глаза, когда вы входите в здание, укрепляют наше впечатление, что ВШД излучает недюжинную энергию, но мало тепла: серьезное, динамичное, творческое и исключительное место, несомненно, но и не способствующее расслаблению, да и не особенно приветливое. По сравнению с размерами человеческого тела Ганд-холл объективно подавляет своей громадой и кажется даже еще больше из-за своих вертикальных пропорций. Нет никаких сомнений – мы прибыли в большое, а значит, важное место. Холодные твердые поверхности (большие листы затемненного стекла, гладкий облицовочный серый бетон и покрытый черной эмалью металл), неровные края ступенчатой стеклянной крыши этого здания и необычно эффектный диагональный взлет экстерьера вызывают у многих людей легкую, едва осознаваемую стрессовую реакцию. Во всяком случае, так было со мной.

Внушительность и большие размеры Ганд-холла побуждают нас видеть тождественность здания и находящегося в нем учреждения. Оно передает чувство жесткой безотлагательной необходимости, словно сообщая, что все входящие сюда – свидетели или участники выполнения важной творческой миссии. Благодаря всему этому дизайн Ганд-холла являет собой пример того, как местность формирует наши когниции и наши эмоции и подспудно, и явно. Особая эстетика вместилища ВШД – Ганд-холла – внушает всем входящим самыми разными способами, кроме слов, что они приобщились к миру под названием «Дизайн». Часто, идя вдоль длинной оси портика к главному входу, я проходила мимо пары болтающих студентов. Немногое манило меня остановиться. Переход с улицы во внутреннее фойе вызывал не чувство приятия, а нацеленность на выполнение задачи. Почему? Ни внутри, ни снаружи от выхода мы не нашли бы ни скамеек, ни парапетов или столов, где можно посидеть или собраться. Просторный и аморфный холл ВШД с его низким потолком, безвидностью, скудостью обтановки демонстрировал, что вам, возможно, рады, но не стоит задерживаться в этой общественной зоне. Выставку на стенах можно было обежать взглядом, но нигде не было закутков, где могла бы скопиться небольшая группа. Поэтому студенты и преподаватели вели себя соответственно. Как правило, люди воспринимали холл как переходную зону: студенты – на пути в свои студии, профессоры и администраторы на пути в свои кабинеты или лекционные залы.

В дни, когда я оказывалась в фойе ВШД, я часто выбирала между предлагаемыми обстановками действия и социальными функциями, гадая, направиться ли мне сразу в мой кабинет (где я могла провести несколько мгновений в тишине, наедине с собой) или свернуть налево, в застекленную библиотеку (где могла бы поискать справки для эссе, которое тогда писала), или отклониться по диагонали в сторону шумного силового поля кафе, обращенного к набитым студентами галереям, где проходили занятия. Процесс выбора сводился к тому, что я представляла себя среди других в этих местах – библиотеке, кафе, кабинете, студиях, – делая или не делая то, что обычно делают в каждом из них.