Город хороших господ

Он нахмурился.

- Почему? Я тебя обидел?

- Потому что я волновалась за тебя, поехала проверять, а в итоге сама попала в передрягу. Это как, нормально в твоём мире?

Он наклонился ниже, тень его шляпы упала на моё лицо, укрыв глаза от солнца.

- Но так оно обычно и бывает. Ты идешь куда и случается что-то. Какая разница, в чём причина?

- А если я не хочу ни во что влипать?

Он присел на корточки. Подол плаща упал на мои колени.

- Ну, а как так, как же тогда про тебя рассказывать сказку, в которой ничего не произойдёт?

Я огрызнулась:

- У меня куча всего происходит, особенно последнее время. Я хочу затишья. Устала.

- Ну вот, ты лежишь на асфальте. Отдыхаешь.

Мимо нас проплывали прохожие. Видимо, они думали, что он мне поможет. А он выглядел так, будто хотел, но не решался.

Я перевела взгляд с жёлтых глаз на голубое небо.

- Это не совсем то.

- Если ты хочешь полежать на асфальте чуть дольше, то лучше не здесь.

- Но я не хочу лежать. Я хочу понять, что мне делать с этой жизнью. Что происходит. Как мне на это реагировать.

- Отдыхом эти вопросы и не пахнут, знаешь.

- Знаю.

Мы помолчали. Асфальт начал быть некомфортным.

- Ты следил за мной, что ли?

Двадцать удивлённо посмотрел на меня. Кивнул. Помотал головой.

- Не изначально за тобой, сначала за ним - Хорошим Господином, а уж потом, когда ты умчалась, буквально умчалась, а не убежала, я отправился за тобой.

Издав далеко не изящный звук - подобие кряхтения - я приподнялась на локтях. Правый ужасающе заныл, видимо, им и ударилась при падении. Соломенная прядь Двадцать маячила перед глазами, как колосок в чистом поле.

Я редко скептична, крайне. Обычно именно я - та самая дурёха, что вечно ведётся на розыгрыши и не понимает сарказма, но тут даже мне ясно, что логика и факты не сходятся.

- Послушай, Двадцать, - было очень странно его так называть, но пришлось, - ты, пожалуй что, должен быть гепардом… Ну, хотя бы гончей, чтобы угнаться за мной на скейтборде. Особенно когда я ехала так быстро и так далеко. Я не хочу сказать, что ты врёшь, но это… - я выдохнула, - это невозможно.

Двадцать снова наклонил голову.

- Значит, - помолчал, - значит, всё это крайне удачное стечение обстоятельств. А если так, то волноваться не о чем: на это самое “стечение” мы повлиять никак не можем.

Он протянул руку.

- Поднимись, пожалуйста. Тебе о многом надо подумать.

Его ладонь была длинной, пальцы - узкими. Я внимательно разглядывала её пару секунд и протянула свою, грязную, окровавленную, со сломанным ногтем.

Рывок, поднявший меня на ноги, болью отозвался в теле, по предплечью стекала кровь, огибала большой палец и капала с ногтя. Я оглядела повреждения. Не такие уж большие, но крайне неприятные: в руке звенело, одежда вся в грязи, на джинсах зияла большая дыра, кожа саднила, царапины меланхолично кровоточили.

С таким количеством аварий пора бы переходить на самокат.

Двадцать протянул скейтборд. Колёсико с первого взгляда казалось поврежденным, а на поверку так вообще разболталось. Нужны инструменты.

- Что же, придётся идти до дома пешком, - сказала я больше в пространство, но Двадцать тут же навострил уши.

- У тебя нет денег на автобус?

Щёки мои резко загорелись.

- Есть.

- Зачем тогда пешком?

- Хо-че-тся, - отчеканила я.

Он поправил шляпу.

- Тогда пошли.

И мы направились вдоль дороги. Я обнаружила еще и поврежденную коленку при первом же шаге, охнула, поморщилась, по пошла дальше, прижимая скейт.

“Здравствуйте, я на собеседование, прямо после боя с тигром. Ну, хотя бы я победила. можно вписать это в профессиональные навыки? У вас есть вакансия укротителя?”

- О чём ты думаешь? - у Двадцать была дурная привычка заглядывать в лицо собеседнику, несмотря на разницу в росте.

- О работе.

- У тебя же её ещё нет.

- Ну, о собеседовании.

- Думаешь, возьмут?

- Нет.

- Почему?

- Мне в последнее время не везет.

- Я бы так не сказал.

Я развела руками:

- Говори-не говори, а не везет страшно.

- Вот уж полнейшая глупость.

И снова горящие щёки. Оставалось только угрюмо взглянуть на него.

“Пожалуйста, не называй мою жизнь глупостью,” - хотелось сказать, но из горла вырвался только некрасивый сдавленный звук. Я тут же отвернулась.

За углом оказалась аптека. Я попросила Двадцать подождать меня со скейтбордом у входа, а сама купила перекись и вату. Отдав последнюю мелочь, обработала ссадины прямо там, слегка поморщилась, когда на ранках зашипела белая пена. Затем вернулась к провожатому.

Мы шли мимо зарослей сирени. Они скрывали страшные панельные пятиэтажки - застройка большей части окраин Краснокаменного. Вот и школа - красно-белая - шумная. Только что прозвенела перемена, и дети высыпали во двор, как ягоды из лукошка, не в состоянии томится в тесных душных кабинетах, когда тут солнце и майский воздух.

- Хочу в школу… - пробормотала я.

- Жуть какая! - слишком бурно отреагировал Двадцать. - Зачем?