Город. Хроника осады (СИ)

– Они сейчас прорвутся сквозь внешнюю стену, – картавит Вадим Юрьевич, но неказистый голос заставляет балагуров уняться и собраться вокруг главы. Из широких карманов жакета появляется револьвер. – Мы заходим следом.

Теперь главное не упустить момент.

Ок 17-00

Швецов долго не отходит от окна, обращенного на восток. Где-то далеко, за многими километрами лежит Екатеринград. Сердце Симерии, остановившееся и холодное ибо только с ледяной душой можно бросить народ под сапог Готии. Быть может остались в царстве храбрые люди, не забывшие истинного благородства, а не кичащиеся родословной. Быть может чья-то рука все еще сжимает оружие, в надежде остановить безумие и изменить судьбу несчастной Симерии. Пусть не в окопах и полях сражений, хоть кто-то в дворцах и министерских кабинетах ведет свою войну?

Может быть. Только Алексей видит Ольхово, постаревшее за месяц до иссохшего трупа. Рядами тянутся поваленные дома, будто сметенная детской рукой сложная мозаика. Сама земля горит, черная и оскверненная, исходящая смрадом и дымом. Наверное так должен выглядеть ад, если в преисподней найдется место хуже Ольхово.

Заставив себя отступить от окна, штаб-офицер все же оборачивается в последний раз к восходу. Ничего. Чудо не произошло.

"Он и правда верил в какое-то знамение? – не может осознать Максим, устало склонившийся над картами. – Надеялся увидеть царские полки?"

– Я не собираюсь просто так умирать, – полковник полон холодной решимости. Пусть штаб застыл в унынии и люди сидят по углам, с осунувшимися лицами вслушиваясь в гулкие удары снарядов, командир все еще полон сил. Фигура флигель-адъютанта, ровная, как струна, возвышается над присутствующими, блеск глаз подобен сверкнувшей из ножен стали. – Мы обязаны что-то сделать.

– Барон, – изнеможенный от недосыпа начальник штаба снимает очки и морщась проводит рукой по лицу. – В замке собрались самые верные люди. Во всей Симерии не найти более храбрых солдат, никто и мысли не допустит о капитуляции.Но мы с самого начала знали, чем все закончится.

В отчаянии Алексей обращается к карте, вертит так и эдак.

– Вот! – указывает на железнодорожный вокзал, во всю исписанный пометками. – Мы же еще можем послать голубя? Пусть атакуют готов во фланг и отвлекут от крепости.

– Но вокзал окружен и в плотной блокаде, позиция едва удерживается, – от отчаяния трясущийся майор едва икать не начинает. – Они не смогут и шагу ступить.

– Делайте что велено! – кулак Швецова ухает о стол, заставляя тот вздрогнуть и разбросав карандаши и линейки. Зубы командира сжимаются в волчий оскал. – Это еще не конец!

Донжон сотрясает от взрыва, на этот раз куда мощнее. Магическому барьеру конец? Штаб застывает, по полу и стенам нижнего этажа бьют остатки камня.

– Ваше превосходительство! – в комнату забегает запыхавшийся офицер. Фуражка сбита, левый глаз закрыт от стекающей по рассеченной брови крови. Он опирается о дверной косяк, зажимая глубокий порез. – Готы прорываются, дверь взорвана!

Ни единым жестом или движением глаз Швецов не вызывает беспокойства. Ольховский колосс только кивает на жуткую новость и поворачивается к начальнику штаба.

– Отдавайте приказ. Вокзал в ближайшее время обязан перейти в атаку и оттянуть от замка часть готов. И скажите штрафникам, все восстановлены в чинах. Симерия гордится ими... я горжусь ими.

Алексей берет висящий на стене пистолет пулемет.

– Все остальные – за мной.

Коридоры и бесчисленные винтовые лестницы башни заполнены людьми. Время делает обратный круг, возвращая каменный донжон в мрачные и холодные века средневековья. Тухнет блеск и аромат просвещенных лет дворянского рассвета, уступая место оружейной смазке, лязгу затворов и пороховой гари.

Под ногами на сыром каменном полу ютятся раненые, наспех перебинтованные и доживающие последние минуты. Остро пахнет нечистотами, прелой едой и потом. Немногие способны передвигаться, опираясь о стены и сжимая оружие из последних сил. Но в это мгновение Швецов не променяет никакие балы и приемы на общество таких людей.

– Господин Алексей! – различает Швецов женский голос.

Продираясь сквозь толпу к барону шаркает Ольга. Хромающая виконтесса до крови раздирает ладони, опираясь о выступы дикого камня. В другой руке двуствольное охотничье ружье.

– Я тоже буду драться, – на искалеченную девушку нельзя смотреть без слез. Растрепанная, незаплетенные волосы водопадом струятся по плечам и закрывают лицо. Сдается и расстояние в несколько метров лишают графскую дочь сил, но не сыскать на свете большей яростной решительности, чем в обращенных к барону глазах.

– Ольга, вам тут не место, – Швецов пропускает мимо группу драгун и ополченцев, взмахом призывает остальных собраться. – Уходите в подвал. Я велю вас проводить.

– Нет! – встряхнув гривой волос кричит девушка, плечи ее дрожат, но она глубоко вздыхает, заталкивая внутрь слезы. – Это мой дом и моя страна. Я ...

Штаб-офицер подходит к девушке, бережно касается лица ладонями и соприкасается лбами.