Город. Хроника осады

– Господин капитан! – скучающий у дверей караульный вскакивает при приближении Швецова.

Офицер машет рукой, мол, не утруждай себя. Боковым зрением отмечает выражение лица рядового. Кажется, Алексею искренне сочувствуют в произошедшей истории, да что толку.

"Не на плаху же я иду, в конечном счете", – успокаивает себя капитан, стучась и тот час, толкая дверь.

Брат государя, Великий князь Петр Брянцев весь в работе. Лишь коротко смотрит на вошедшего Швецова. Опускает перо в чернило, быстро заполняя бумаги.

– Ваше сиятельство! – капитан щелкает каблуками и резко кланяется.

Оторвавшись таки от документов, генерал от кавалерии удосуживается обратить внимание на гостя. Откинувшись на спинку дорогого стула, раскачивается как в кресле качалке.

– Садитесь-садитесь, голубчик, – как можно мягче говорит великий князь, указывая Алексею на стул напротив.

Брянцев встает и молча звенит посудой. На столе появляется бутылка с коньяком и два стакана. Так же безмолвно брат царя разливает напиток и подвигает к капитану.

– Я не пью…, - пытается отказаться Швецов.

– Пей, – требует генерал.

Дождавшись, пока Алексей допьет, Петр садится и выжидательно смотрит.

– Я не виноват! – резче положенного начинает капитан.

– Знаю, – как-то быстро и неожиданно соглашается Брянцев.

Швецов разом умолкает. Реакция генерала сводит на нет все загодя подготовленные слова. Офицеру только и остается сидеть, нервно теребя в руках пустой стакан.

– Знаю, голубчик, – участливо вздыхает великий князь. – Да только жизнь не бульварный роман. Нечего тебе тут больше делать, Алексей. Ты исполнительный и порядочный офицер, но оставить тебя при штабе я больше не могу.

Петр Брянцев думает, постукивая пальцами по столу.

– Впрочем, – улыбнувшись догадке, он громко хлопает, – есть у меня для тебя работа. Готовься к переводу.

– Меня повысили до подполковника, – с жаром выпаливает Алексей. – И теперь я больше не буду заниматься бумажной работой. Я отправляюсь командовать войсками, мне доверен один из лучших батальонов всего корпуса.

Смех старухи смешивает офицера с испражнениями.

– Тебя, – с каким уничижением произносит она это слово, – согнали с уютного и престижного места. Сослали куда? К кучке пьяной немытой солдатне. Что бы ты до конца дней маршировал и тупел как рваный сапог.

– Это же не инфантерия, – пытается оправдаться загнанный тирадой в угол Швецов. – Я буду служить в кавалерии.

– И эта единственная причина, почему я вообще с тобой разговариваю, – рубит под корень баронесса. – Отправь они тебя в пехоту, с порога бы выгнала. Мало мне и того позора, что есть.

Татьяна тихо посмеивается, вспоминая о чем-то своем.

– Знаешь, – она все же поворачивается, с веселой иронией рассматривая внука, – в толк не возьму, почему ты пошел в армию. Я смирилась, когда ты сбежал в эту свою… как ее там… школу магии, – она делает взмах рукой и закружившийся дым и правда, словно приобретает волшебные очертания, добавляя веса словам. – Это было удобно для всех. Тебя будто как в старое доброе время упекли с глаз долой в монастырь. Но вот армия, – она качает головой, – Нет, дорогой Алешенька, в армии ты на виду у всех. Ты, что на мое проклятие вынужден носить туже фамилию, что и я.