Оба одновременно поворачивают взгляды к стене. Если бы не ветхость картины, изображенного легко можно принять за Алексея. Разве только грудь запечатленного на полотне кавалериста увешана орденами и медалями. Старуха, противно сморщившись, резко вскакивает. Раскидав по полу тлеющие красные угольки табака, встает меж картиной и внуком. Будто один взгляд нерадивого отпрыска способен осквернить столь дорогую для нее вещь.
– Не смей, – шипит она, дернув подбородком. – Ты не мой муж. Даже не вздумай пытаться ровняться на него.
"Мой муж", никак не "твой дед". Быть может молодой Швецов, так похожий на предка тем больше наносит рану, ноющей тоской напоминающей старой женщине о потерянных годах юности.
Подполковник с холодным сердцем выдерживает ядовитый взгляд хозяйки семьи. Прислушавшись к себе, на удивление даже обиды не чувствует. Привычка?
– Будьте здоровы, матушка, – позволяет себе маленькую победу Швецов, уже разворачивающийся к выходу.
– Постой, – более спокойно пытается остановить Татьяна и что-то в голосе понукает офицера задержаться.
Бабушка пересекает комнату, воюя крохотным ключиком с замком на тумбе.
– Ты должен быть благодарен мне, мальчик, – говорит она, одновременно с наконец раздавшимся щелчком, – с большим трудом мне удалось сохранить твою помолвку.
ПередШвецовым на стол ложится запечатанное письмо, подписанное очень аккуратным подчерком. Доносится легкий аромат духов.
– От Марии, – женщина кивает на конверт, – разумеется, ты даже не догадался написать бедной девочке.
Как у всех благородных семей, жизнь Алексея расписана с раннего детства. И если еще удается сбежать в школу магии, от брака не отвертеться. Швецовы и Богумиловы давние друзья, так что на счастье Алексея невесту свою он знает с давних пор, что весьма упрощает задачу. Даже когда родители приносят вести о помолвке, дети играют в шахматы среди сада. Юноша и девушка просто равнодушно пожимают плечами. Все и так давно понятно.
Смахнув письмо и затолкав во внутренний карман кителя, подполковник широкими шагами покидает комнату.
– Алешенька, – зовет мать, услышав частый топот каблуков на лестнице.
Семья в сборе. Накрыт стол и все, кажется, только и ждут его появления. Швецов пересекает зал, не проронив ни слова, и срывает с вешалки фуражку.
– Но ты же только приехал, – обеспокоенно говорит мать, рассеяно смотря на приготовленный завтрак.
Так же молча офицер опоясывается оружием. Раздается громкий хлопок двери, едва не выбивший стекло – Лена, чуть не плача, выбегает из-за стола. И лишь это остужает пыл.
– Я поговорю с ней, – тихо роняет Алексей.
Обитель сестры превращена в храм искусства. Со стен на Швецова смотрят яркие афиши и черно белые, но не менее броские в эмоциях фото известных актрис. В углу, особо бережно, разложен костюм, переливаясь бисерным плетеньем. Довольно фривольный, оставляющий чересчур много обнаженного тела. Однако даже не искушенный в театральных постановках подполковник без труда узнает образ.
"Соломия в садах Бююк-Сарая, – припоминает офицер знаменитую и очень не простую постановку. – Похоже она и правда, талантлива"
Елена сидит на краю кровати, скрестив руки на груди и демонстративно отвернувшись.
– Бабушка обидела, да? – первой начинает девушка, едва за Алексеем закрывается дверь.
– Она, – офицер медлит. Не смотря на все обидные слова и откровенное насмехательство, при сестре о главе семьи говорить плохо не хочется, – довольно трудный человек.
Видеть Лену, единственную отраду в беспросветном хаосе семейных дрязг в таком состоянии мука смертная. Сев рядом, Швецов как можно естественнее улыбается.
– Не переживай, – успокаивает он. – Я уезжаю, но служить буду рядом и часто приезжать в гости.
– Хорошо, – быстро соглашается Елена, – но обещай приехать на концерт.
Девушка берет брата за руку, погрустнев еще пуще прежнего. Как она все же взрослеет.
– А главное будь осторожен.
– Ну что ты, глупенька, – смеющийся Швецов обнимает сестру и целует в лоб. – Война ведь закончилась, курхов мы усмирили. Ничего серьезного мне не предстоит.
– Доброе утро, дамы.
В прихожей самого известного столичного борделя появляется невысокий лейтенант крепкого телосложения. На фирменном выходном кителе гордо блестят петлицы – скрещенные мечи.
Неспешно беседующие, развалившиеся в креслах и диванах проститутки мигом оживают. Одна, опередив других, оказывается подле клиента. От девчонки сильно пахнет духами, макияж так вообще пол лица скрывает. В купе с колготками сеточками и пышным ворохом юбок эдакая дешевая постановка на кабаре. Но некоторым на удивление нравится.
– Привет, Стенли, – пытаясь утащить офицера, проститутка тонкими пальчиками принимается расстегивать верхнюю пуговицу.
– Прости, милая, не сегодня, – с искренним вздохом сожаления, гот отстраняет деваху. – Он тут?
Отвергнутая жрица любви картинно хмурит лобик и шипит рассерженной кошкой. Даже царапает воздух.
– На втором этаже, – она ловко ловит, хлопнув громко ладонями, подкинутую монету. – Сразу направо.