– Нет. Ни припасов, ни еды. Здесь все сгорело дотла. – И она выходит из дома, поднимая за собой облачка пепла. – Я так понимаю, следующий наш пункт – Утуск. Мы застанем их врасплох.
Она смотрит на солдатика. Он немногим старше нее, выглядит совсем молоденьким: это видно по глазам, по его позе – как будто он все время готовится принять удар.
– У нас есть потери?
– Нет. Нет. Во всяком случае, среди наших – нет.
Тут он бледнеет и пытается что-то сказать, но у него не выходит.
– В чем дело, рядовой?
– Ни в чем, лейтенант.
– Вы неважно выглядите.
Он все еще сомневается, говорить ему или нет.
– Мы с Санхаром… Там горела ферма…
– Да?
– Из дома выскочил мужчина. Набросился на нас. Мы… мы его зарубили.
– И правильно сделали.
– Да, но… потом я взглянул наверх. А там в окне женщина с ребенком на руках. Она смотрела на нас. А потом увидела, что я ее заметил, и убежала внутрь, и…
– И?
– Ферма так и сгорела, лейтенант, но из дома никто больше не вышел. Я не видел, чтобы кто-нибудь оттуда выходил.
Между ними повисает молчание. Девушка стряхивает пепел с носка сапога.
– Ты выполнил свой долг, Банса, – говорит она. – Не забывай, это был их выбор – участвовать в войне или нет. И мы даем жителям шанс сбежать. Кто-то бежит. Многие – нет. Но это тоже их выбор. Ты понимаешь?
Он кивает и шепчет:
– Да, лейтенант.
– Отлично. А теперь пойдем.
И они разворачиваются и идут вокруг холма, на котором еще курятся дымом развалины городка.
Сквозь дым просвечивает ряд огней.
«Пожалуйста, заберите меня отсюда… Вытащите меня…»
Темнота туннеля вновь заливает ей глаза.
– …достаточно грузовиков для нас, – говорит Панду. – Здешние места труднопроходимы, как вы уже, наверное, успели заметить.
Они поворачивают за угол, там их ждет лифт.
– Ладно. Экскурсия оправдала ваши надежды, генерал?
Мулагеш не отвечает. Панду, немного обеспокоенный, нажимает на рычаг. Лифт, поскрипывая, медленно едет вверх.
Когда они оказываются наверху, она говорит:
– Подождите меня, старший сержант, я на минутку.
– Конечно, генерал.
Мулагеш выходит из дока, медленно огибает его, останавливается там, где ее не может видеть охрана, прислоняется к стене и блюет.
Обратно в крепость они едут в торжественном молчании. Панду уже не балагурит, как раньше.
– Вы видели Мирград, генерал? – спрашивает он некоторое время спустя.
– Что-что я делала?
– В шахтах, – говорит он. – Вы видели… Мирградскую битву?
Она некоторое время молчит. Потом отвечает:
– Нет.
– А… извините, – смущенно говорит он. – Не обращайте вни…
– Но я видела… что-то. Просто… не это. С вами тоже такое случилось, старший сержант. Вы видели битву?
– Д-да. Когда первый раз спустился в шахты, да, мэм. Я видел ее, как будто все происходило снова, прямо передо мной. Но я видел все со стороны. Вы меня понимаете? Словно я на себя со стороны смотрел. И вас видел. Вы там были. Перед тем как нас атаковали, и летучий корабль…
– Я помню. Это часто случается? Эти… как их называть… воспоминания приходили к кому-нибудь еще?
Он качает головой:
– Подобное редко. Я думаю, мало кто желает об этом говорить. Я думаю, такое происходит только с теми, кто немало повоевал.
Они едут в молчании. Вот если бы она больше знала о Божествах… Интересно, это дело рук Вуртьи, что у нее начала… память кровоточить? Что там такое внизу, что оживляет образы, видения, в которые люди проваливаются и либо становятся свидетелями ужасов, либо проживают страшные события заново?
Сорокопутка подлетает к проволочному заграждению и накалывает безголовый трупик полевой мышки на один из шипов. Перед глазами тут же возникают обезображенные трупы, насаженные на колья. И тинадескит в лачуге угольщика.
Какая между ними связь? И какое отношение имеет к этому тинадескит?
– Я ведь бо́льшую часть времени в Вуртьястане чем занимаюсь, генерал? – говорит меж тем Панду. – Людей вожу. Но вы знаете, это все равно самая необычная из моих поездок…
Мулагеш не отвечает, но про себя думает, что совершенно со старшим сержантом согласна.
К 18:00 вечера генерал Турин Мулагеш – удостоенная Нефритового пояса, кавалер Жемчужного ордена каджа, Звезды Кодура и Почетного Зеленого сердца – находится в состоянии сильного алкогольного опьянения. Она бродит среди скал к северу от Вуртьястана с полупустой бутылкой вина, а желудок ее протестует против мерзких зелий, которые она купила в какой-то лавке в городе.
Она здесь, впрочем, не одна: вдоль узкой тропинки милуются влюбленные, бродят ворчащие пьяницы, молчаливые люди с пустыми глазами сидят около жалких палаток. Она обгоняет опирающегося на трость старика. Тот смотрит на вечернее небо. Она спрашивает, что тут делают все эти люди. В ответ он лишь обводит кругом море и холмы и продолжает молча смотреть в небо.
Безлюдные места привлекают одиноких людей. Она идет дальше на север, форт остается у нее справа. Такие места отзываются в нас эхом, и мы принуждены его слушать…