Леннарт Бьорк как нырнул в какую-то яму в земле, так и просидел в ней два страшно долгих часа. А потом как загрохотало! У него аж уши заложило. Громко так бахнуло, он чуть не упал где стоял, прямо там, в яме. А не вылезло ли какое другое божественное чудище? Кто ж там в городе хозяйничает, если так гремит?
Он высовывается из ямы и у самых железнодорожных путей видит подымающуюся в небо толстенную струю пара и пыли, а чуть к западу — торчащую из-за крыши дома трубу локомотива номер три. Причем паровоз, похоже, лежит на боку, как выбросившийся на берег кит.
— Какого демона…
Бьорк выбирается из ямы и бежит к месту катастрофы: только этого нам не хватало, паровоз с рельсов сошел… Он мчится мимо испытательно-сборочного цеха и… так. А это что у нас такое?
Он медленно поворачивается — нет, ему не показалось. Он краем глаза замечает проблеск света.
К тому же дверь цеха открыта — а этого не должно быть, ни в коем случае. А перед дверью кто-то лежит.
Еще одна жертва того чудовища? Да нет, тело не рассечено на куски…
Бьорк осторожно подходит к испытательно-сборочному цеху. Внутри снова мелькает свет, на мгновение озаряя помещение…
Ему бы помолчать, но он кричит:
— Эй!
Кто-то выскакивает из дверей и бежит вверх по улице. Бьорк мчится следом, но забираться вглубь города ему не с руки — там все горит и рушится.
Он присматривается к лежащему в грязи телу. Это один из охранников, причем из начальства. Карл — вроде так его звали. Из шеи у него торчит арбалетный болт.
Бьорк заходит в цех. Он знает, что там на самом деле хранится. И он специально не включает свет. Внутри странно пахнет: резко так, чем-то едким и противным. Но этот запах ему знаком: давным-давно он ездил на карнавал в Жугостан вместе с тогдашней дамой своего сердца, так вот там один человек на пристани показал им какой-то странный прибор и сказал, что может запечатлеть их вдвоем всего-то за пару дрекелей.
— Это что же… камера? — вслух произносит Бьорк.
И растерянно чешет голову.
Через некоторое время горящая сторожевая вышка начинает угрожающе скрипеть. Что случится, если ПК-512 вместе с боеприпасами рухнет вниз, в самое пекло, гадать не надо — надо прятаться в паровозе. Каждый шаг дается Мулагеш тяжело — все тело болит, причем она не помнит, где и когда она успела получить столько травм.
Сигруд сидит у двери локомотива, попыхивая трубочкой. Одну руку он держит прижатой к телу.
— Это и есть победа? — спрашивает он.
— Гавань не пострадала, — говорит она и со стоном садится рядом с ним.
— Гавань-то да. Но вот… — и он тычет трубкой в сторону города.
А что тут еще можно сказать? Такое впечатление, что по городу, и без того не слишком прекрасному, прошлись гигантскими граблями.
— А где же войска, которые обещал прислать Бисвал? — удивляется Мулагеш. — Они же вроде как целый батальон хотели отправить.
— Не знаю. Я думал… Ну-ка подожди. — И он прислушивается. — Ты это слышишь?
— Я вообще мало что слышу, представь себе. Надо было наушники надеть или затычки в уши вставить, когда стреляла. А ты что слышишь?
— Стрельбу. И… крики.
— Что? Где?
Он показывает на утесы рядом с фортом Тинадеши.
— Но это же не в городе, — удивляется она. — Что там творится?
Они оба смотрят на скалы.
Мулагеш вдруг понимает, что ей пытались сказать по рации: еще одно нападение.
— Идем туда, — говорит она, и оба, прихрамывая, шагают вверх по тропе к первому блокпосту.
В городе темно и жутко, только призраков не хватает: кругом развалины и тишина, как в ночном кошмаре. Хотя нет, издалека доносятся крики и стоны. И ветер завывает. Всего-то час назад в городе, пусть и не очень красивом, кипела жизнь. Теперь даже думать странно, что когда-то здесь жили и работали люди.
— Пахнет порохом, — вдруг подает голос Сигруд. — И кровью.
— Кровью?
— Да. Кровью. — Он поднимает голову, принюхиваясь к ветру. — Сильно пахнет.
Они подбегают к блокпосту — там никого. Дверь и стена изрешечены пулями. Мулагеш и Сигруд поднимаются на вершину холма и останавливаются, чтобы осмотреться.
Холмы заливает холодный свет луны, окрашивающий все в темно-серые тона. На идущей через предместье дороге лежат трупы, темные и неподвижные. На вершинах холмов рядом с крепостью кто-то бегает туда и сюда, оттуда же доносятся треск и хлопки выстрелов, похожие на звук электрического разряда. А еще слышны пронзительные крики: кто-то отдает приказы, а кто-то кричит от боли и страха.
— Нет, — шепчет Мулагеш.
И вдруг бросается бежать к ближайшей к ней группе солдат.
— Стой! — кричит Сигруд. — Турин, стой!
Она бежит, а в голове складывается картина того, что здесь произошло: сайпурский батальон шел по дороге, вот здесь дали первый залп — с восточной стороны, а сайпурцы, напуганные и взятые врасплох, попытались укрыться в холмах к западу от дороги. А вот здесь засели враги — и кто же это был? — засели к северу от них и так отрезали их от крепости, и сайпурцам не осталось выбора, кроме как отстреливаться в холмах или отступить к утесам. Или прорываться в Вуртьястан, где все крушил святой Жургут.
Какой простенький маневр. И какой успешный.