И тут кто-то толкает ее в спину и падает на нее сверху. Тело отзывается болью — на Мулагеш навалился Сигруд.
— Они ж тебя пристрелят, — хрипит он.
— Ну-ка слезь с меня!
Он стонет, когда она пихает его в больной бок, но с места не двигается.
— Они пристрелят тебя на месте.
— Пусти, пусти! — кричит она. — Я должна им помочь, я…
— Ты им ничем не поможешь. Враг уже отступил. А они держатся настороже. Не хотят, чтобы их снова взяли врасплох.
Мулагеш смиряется и лежит тихо, чувствуя себя несчастной и беспомощной. Он, конечно, прав: что бы тут ни случилось, помочь уже нечем. Как же она ненавидит такие ситуации…
— Найди мне тело, — говорит она.
— Что? — изумляется Сигруд.
— На каком-нибудь сайпурском солдате должна быть аптечка первой помощи. Она из желтой резины, непромокаемая. Внутри ракеты и ракетница. Принеси ее мне. Красться у тебя получается лучше, чем у меня.
— Ты слишком много требуешь от раненого.
Но он отпускает ее и исчезает в темноте. Мулагеш поднимается и садится, оглядываясь вокруг. А ведь точно, откуда-нибудь пуля только так и может прилететь… Кругом-то темно. Вдалеке мечутся тени, но она уже понимает, что там делают: пехота оцепляет периметр, перекрывая все возможные пути входа и выхода.
Сигруд выступает из тени, таща что-то за собой. А потом сбрасывает это на землю. Пахнет потом и кровью. В темноте Турин может разглядеть только щеку и сжатый кулак.
— Это не похоже на ракетницу, — говорит она.
— Нет, — кивает он. — Но я подумал, тебе лучше самой посмотреть.
Он вынимает ракетницу и передает ей. Она колеблется некоторое время, затем поднимает ракетницу и стреляет.
Ракета заливает все ярким, праздничным красным светом, озаряя лицо парнишки, который лежит на земле: это вуртьястанец лет пятнадцати, с элегантно татуированной шеей и идеально круглым входным отверстием под ключицей. На груди у него портупея, в ней сайпурский пистолет. Ему, наверное, пришлось максимально затянуть ремни, чтобы портупея села как надо на его щуплое тело еще не вошедшего в возраст мальчишки. Мулагеш все еще смотрит ему в лицо, когда их окружают сайпурские солдаты.
11. Справедливая смерть
Писания святого Петренко, 720 г.
Мулагеш отправляется на поиски Бисвала в госпиталь — впрочем, это слишком громкое название для такого темного, грязного и не приспособленного для лечения места. Шаткие койки и кровати выстроились вдоль стен, и почти на каждой кто-то лежит.
Турин идет по госпиталю. Ее форма спереди запачкана кровью, но это не ее кровь — они с Сигрудом помогали медсестрам и врачам чем могли. Еще у нее болит правый бок, причем болит сильно. Надо бы показаться врачу, но ей не хватает духу: кругом лежат молоденькие солдаты, мужчины и женщины, и память предательски подсовывает воспоминания о том, как она мучительно выздоравливала в мирградском госпитале. При одной мысли об этом начинает болеть рука. Как же жалко ребят…
Она останавливает медбрата и спрашивает:
— Где генерал?
Тот показывает — там, мол. В морге. Мулагеш подходит к дверям, мгновение колеблется, а потом открывает их.
Оказывается, морг здесь — весьма просторное помещение. Вдоль стен тянутся ряды высоких ящиков. Тут холодно и пусто. Один из ящиков открыт, каталка наполовину выдвинута из его темного ледяного нутра.
Лалит Бисвал стоит над ней и смотрит на тело. Погибшая офицер невысокого роста, форма у нее грязная, а руки белые как мел — смерть уже берет свое. В комнате стоит полумрак, но Мулагеш видит блестящий шрам на лбу покойницы и понимает — это когда-то было капитаном Киран Надар.
Бисвал оборачивается, кивает Турин, потом снова возвращается к Надар. Мулагеш выдерживает паузу — ну и как и о чем с ним теперь говорить… Затем она подходит и встает рядом с ним.
На левом боку у нее три огнестрельных ранения. Наверное, она умерла быстро — иначе бы ее раздели перед операцией. На щеке — фиолетовая царапина, и кожа вокруг нее потемнела. Видимо, Надар упала с лошади.
— Они стреляли именно в нее, — тихо говорит Бисвал. — Она ехала верхом в голове колонны. Это стандартное поведение станцев в последнее время — они первым делом убивают офицеров.
— Что произошло?