Город клинков

— Я — Турин Мулагеш, генерал четвертого класса сайпурской армии.

— Ты из военных? Как там Сайпурские острова, они еще существуют как государство? Дефолта не было?

В голосе ее звучит удивление, и это понятно: ей достался невероятно тяжелый период национальной истории, когда мировая экономика находилась еще в самом зачатке.

— Да, но они некоторое время назад убрали из названия «острова», — говорит Мулагеш. — В основном потому, что Сайпур присоединял к себе регион за регионом и это были не острова. Или, может быть, им хотелось сделать это название короче удобства ради.

— Понятно.

Мулагеш чувствует, как Тинадеши напрягается, и знает наперед, какой вопрос та готова ей задать.

— Значит, — говорит Тинадеши, — какой сейчас… год?

Мулагеш смотрит на нее:

— А что?

— Не пытайтесь меня развеселить, генерал. Когда я увидела людей в шахтах, то сразу поняла, что время другое. Я отсутствовала дольше, чем думала, правда?

«Людей в шахтах?»

— Да. Да. Не шевелитесь.

Женщина тихо спрашивает:

— Скажи мне… только честно… мои дети мертвы?

Мулагеш замирает с пинцетом в руке. Она уже практически ухватила пулю, но надо обязательно ответить на этот вопрос:

— Я знаю одного, кто до сих пор входит в состав правительства. Падвал.

— Падвал? — удивленно переспрашивает Тинадеши. — В правительстве?

— Да. Он МП.

— Чего?

— Министр по делам парламента.

— Парламент… — говорит Тинадеши. — Вы оставили парламент? Никто не читал мой план пропорционально отобрать представителей от каждого региона, чтобы они голосовали по каждому вопросу?

— Эм… я не знаю, мэм, — отвечает Мулагеш. — Я солдат, а не ученый.

— А хороший был трактат, подробный. — Тут Тинадеши стискивает зубы — Мулагеш тянет из раны пулю. — А что с Крисаппой? И Родмалом? Что с ними?

— Боюсь, я не знаю, мэм.

— Ты не знаешь, живы они или нет? — горько спрашивает она.

— Нет. Извините. Не знаю.

— Но сколько им лет было бы сейчас? Если они живы, конечно.

Мулагеш молчит, лихорадочно соображая, как бы это лучше сказать.

— Вас не было более шестидесяти лет.

Тинадеши выпрямляется:

— Больше шестидесяти лет?

— Хм, да. Я думаю, что точная цифра — шестьдесят четыре.

— Меня не было шестьдесят четыре года? — Тинадеши ошеломленно смотрит в окно. — Ох, мамочки… Я… я думаю… я думаю, что тогда они вряд ли еще живы… — подавленно говорит она. — Падвал был одним из самых младших. Как это невероятно горько — пережить своих же детей. Если, конечно, это странное состояние можно назвать жизнью… И я даже не знала, что они умерли…

Мулагеш разворачивает пинцет:

— Вы не могли бы посидеть неподвижно? Я сейчас буду вытаскивать из вас эту штуку.

— А… А… Пожалуйста, давайте быстрее!

— Я стараюсь! — отвечает Мулагеш. — Так, я ее держу, держу…

Наконец из раны выскальзывает кусок металла.

— Ну вот.

Она выкидывает его без дальнейших размышлений в окно, потом принимается за перевязку.

— Мне понадобится ваша помощь, чтобы зашить это. Одной рукой я не управлюсь. Вы сможете помочь?

Тинадеши выглядит так, что краше в гроб кладут.

— Ты слишком многого требуешь от пожилой женщины.

— Мы можем подождать и попробовать еще раз.

Она вздыхает:

— О нет. Не беспокойся. Мое плечо — это не самая важная вещь на сегодня. Кроме того, я думаю, что так и так скоро умру.

Повисает неловкая пауза.

— В смысле? — наконец спрашивает Мулагеш. — Эта рана — вовсе не смертельная. Если, конечно, вы не больны или что-то в этом роде.

— Больна ли я… Да. Именно так и обстоит дело. — Тинадеши снова вздыхает и прикрывает глаза. — Я не погибну от раны, нанесенной моему телу, моему смертному естеству. Но они убивают меня, разве вы не видите? Все эти души в городе. Они рвут меня на части.

— Что вы имеете в виду?

— Вот. Посмотри. Помоги мне снять правую перчатку.

Мулагеш стягивает перчатку. Тинадеши поднимает руку и подносит к окну:

— Смотри.

— Хорошо…

Мулагеш присаживается рядом, не очень понимая, на что, собственно, здесь смотреть: ручка маленькая, с хорошим маникюром — вот и все, так что…

Но тут…

Мулагеш видит это, хотя и не слишком отчетливо: через ладонь Тинадеши просвечивает окно, словно плоть ее стала чуточку прозрачной.

Мулагеш удивляется:

— Какого… какого демона?

— Значит, ты это видишь, — мрачно отвечает Тинадеши. — Моя… не знаю, моя телесная сущность тает. Я не должна тут находиться, и это место настаивает на том, что меня здесь нет. Ни один смертный человек до сих пор не пытался нести бремя Божества. — Она снова надевает перчатку. — Здешняя реальность меня отвергает, это происходит медленно, но верно. Я знаю, что проигрываю эту битву. Уже давно знаю.

Мулагеш прижимает повязку к ране на плече. Та до сих пор кровоточит.

— Могу ли я спросить, как вы здесь оказались? Точнее… что здесь вообще происходит?

— Я так понимаю, в обычном мире все считают, что я просто исчезла.

— Так и есть.

— Но я на самом деле не исчезла. Я выбрала остаться здесь, в этом месте, и я тут с тех пор, как покинула знакомый мир.

— Вы по собственной воле отправились сюда?