Город клинков

14. Юридически обязательный договор

Мир Божественного для нас большей частью непонятен, ибо в том мире, где властвуют произвол и каприз — поистине такова природа чудес. Однако у него были правила, притом бесчисленные. Их установили Божества, и зачастую они сами не могли нарушить созданные ими же правила.

То, что Божество произносило, было неопровержимой правдой и сразу претворялось в жизнь. Говоря, они преобразовывали всякую реальность — включая личную. В какой-то мере Божества были собственными рабами.

Доктор Ефрем Панъюй. «Неожиданная гегемония»

^— Э-э-э-э… что? — Мулагеш не сразу находится с ответом. — Стреляла в вас?

— Да! Проклятье, ты стреляла в меня! — рычит Тинадеши.

У нее необычный голос и акцент: видимо, она говорит на диалекте, который уже лет пятьдесят как не используется.

— Я тут из сил выбиваюсь и едва не гибну в попытке предотвратить жуткую катастрофу — и что же я вижу? Какую-то безумную женщину на пригорке! Она вынимает свою пушечку и стреляет в меня! С ума сойти! Да просто смешно! А сейчас ты зачем здесь? Пришла довести дело до конца? Ты самая настоящая убийца, этого не отнимешь! Что случилось с Сайпурскими островами, что они посылают за мной кого-то вроде тебя?

У Мулагеш голова кругом идет. Сам по себе факт, что она стоит перед одной из основательниц Сайпурского государства, с трудом умещается в ее мозгу, но еще менее там умещается факт, что эта самая основательница свирепо орет на нее. Потом мозг Мулагеш справляется с задачей, и она наконец осмысляет, что там орет Тинадеши: безумная женщина на пригорке… В смысле? Это когда шахты обрушились?

— Но я… э-э-э… не стреляла в вас, мэм, — оправдывается Мулагеш. — Если я правильно понимаю вас, мэм, — а я не очень уверена, что это так, — то я стреляла в Вуртью! Божество!

Взгляд Тинадеши способен пробить дыру в борту боевого корабля. Она вытягивает руки — то есть одну руку, потому что левой ей двигать больно:

— Ты что, не видишь, как я одета? Ты узнаешь доспех? Нет, конечно, судя по твоему вопиющему акценту, понятно, что с образованием у тебя не очень, но сложить два и два — это тоже непосильная задача?

— Вы… вы хотите сказать, что вы — Вуртья? Божество?

Тинадеши вздыхает и закатывает глаза:

— Ох, во имя всех… Нет. Я хочу сказать, что, когда я пользуюсь силой этого места, оно меня проецирует в образе… ах-х-х! — И она замолкает, видимо, от сильнейшей боли. Из-под кольчуги вытекает еще одна струйка крови. — Будь ты проклята! — кричит Тинадеши. — Может быть, ты меня уже убила! Я отравлена?

— Э-э-э-э… нет, я не думаю, — отвечает Мулагеш. Она расстегивает кольцо на винташе и откладывает его в сторону. — И послушайте, я, конечно, не очень понимаю, что тут к чему, но я по крайней мере знаю, как перевязать рану от огнестрела. У меня с собой аптечка, и я вполне смогу с этим управиться, даже одной рукой.

Тинадеши хмурится и подозрительно смотрит на нее:

— Ты уверена, что ты не должна убить меня?

— Нет. Я здесь для того, чтобы этого не случилось. — И она показывает на окно башни, которое выходит на толпы вуртьястанских адептов. — Всеми возможными средствами. Я даже не знала, что вы здесь.

Тинадеши немного смягчается. Сглатывает слюну. Похоже, она очень слаба.

— Х-хорошо. Задача у тебя сложная, ничего не скажешь.

И тут ее глаза гаснут и она начинает заваливаться. Мулагеш кидается к ней и успевает подхватить до того, как та падает на пол.

* * *

За двадцать следующих минут Мулагеш успевает освободить от доспеха руку Тинадеши и срезать кожаный рукав под ним.

— Он появится снова через несколько часов, — бормочет Тинадеши. — Все мои одеяния возвращаются ко мне со временем. Я пыталась снять их, можешь мне поверить.

Мулагеш не прислушивается — тут нет кровати, только гигантское мраморное кресло на три размера больше, чем положено человеческому существу, поэтому она усадила Тинадеши на трон, обрабатывая рану в плече.

В аптечке у нее три шприца с опиумом — каждый не больше ее ногтя длиной, и Мулагеш вколола Тинадеши один из них. Поэтому Тинадеши даже писка не издает, когда Мулагеш начинает ковыряться в ране пинцетом. Пулю она нащупала — та засела у грудины и, к счастью, не расщепила и не сломала кость. Очень хорошо. А то ведь придется возвращаться с новостью: так и так, ребята, я тут встретила великого исторического деятеля, но так вышло, что она померла, потому что я ее подстрелила.

— Кто ты такая? — сонно спрашивает Тинадеши. — Как тебя зовут? Ты мне ничего не сказала…

Мулагеш закусывает губу, прощупывая рану Тинадеши.