— Хорошо-хорошо. Ладно. Эта девушка, она выглядела так, словно вышла из потайного места и считала секунды до возвращения в свое укрытие. Она купила очень странные вещи — я такие почитай что и не продаю. — Он закидывает голову назад, прикрывает глаза и принимается перечислять: — Розмарин. Сосновые иголки. Сушеных червей. Могильную землю. Сушеные лягушачьи яйца. И костяной порошок.
— У вас прекрасная память.
— А это все настоечка, которую я делаю. — И он фыркает: — Вам не предлагаю, вы же не хотите ничего покупать.
— Умный ход.
— Конечно, дело еще в том, что она приходила и раз за разом все это покупала. И каждый раз в больших, знаете ли, количествах.
Мулагеш делает пометку в бумагах.
— Вы, конечно, не в курсе, — говорит она, — зачем бы ей все это понадобилось.
Человечек с преувеличенной растерянностью чешет за ухом:
— Ну… я когда-то знал, конечно, но что-то подзабыл…
Мулагеш кладет на стол еще одну банкноту в двадцать дрекелей.
Человечек мгновенно хватает ее.
— Я вот почему все это больше не продаю? А потому, что незачем теперь все это держать в лавке. Такие вещи в божественных целях использовали.
— Понятно, — говорит Мулагеш.
— Да. Это весьма популярные реагенты для совершения самых простых чудес. Вот только лягушачьи яйца — они совсем другое дело, они надобны для вещей посильнее и помогущественнее. Все купленные ею ингредиенты соотносятся с вуртьястанцами: розмарин и сосновые иглы — для вечной молодости, сушеные черви — для восстановления сил, могильная земля и костяной порошок — это символ их смертности, а лягушачьи яйца — для превращений. И все они так или иначе связаны с порогом, отделяющим жизнь от смерти.
— Царством Вуртьи, — говорит Мулагеш.
— Э-э-э… да. — Человечку явно не по себе, он не привык открыто обсуждать божественное.
— А для какого конкретно чуда нужны все эти ингредиенты, не знаете?
— Вот этого — нет, не знаю. Все эти вещи были запрещены с введением Светских Установлений. Они забрали все книги и куда-то их спрятали. Я знаю лишь самые общие вещи, их особо не запрещали.
— А вы знаете кого-либо, кто в курсе, какое чудо можно совершить с помощью этих штук?
— Ну… — Он задумчиво потирает подбородок. — Комайд как корону надела, она ж все эти Светские Установления поотменяла… Но до нас, простого люда, все это еще не дошло. А вот горцы — те могут кое-что знать.
— В смысле горные племена?
— Они самые. Они у нас традиционалисты, да-с. Таких вещей они не забывают. Вот только с ними так просто чайку не попьешь, да-с.
Еще галочка в бумагах.
— А что у вас есть из сонных снадобий?
— О… это все зависит от того, какой сон вам потребен! Вам трудно засыпать? Или просыпаетесь часто?
— Просыпаюсь, — отвечает Мулагеш, потирая левую руку.
— Так какого рода сон вам нужен, мэм? Легкий? Со снами? Или глубокий?
— Глубокий, — моментально отвечает она. — И хорошо бы без снов.
Он смотрит, и глаза его странно поблескивают — возможно, малый не врал насчет дранглы…
— Вам нужно это для сна? — тихо спрашивает он. — Или чтобы сны не приходили?
Она меряет его тяжелым взглядом:
— Последнее.
Он осматривает полки, потом берет стеклянную баночку с крохотными бурыми кругляшами.
— Шляпки грибов-медяшек, — говорит он, — обладают сильным снотворным эффектом. От них вы точно уснете, мэм. Если заварить — эффект усилится.
Он осторожно пересыпает их в жестяную баночку и крепко завинчивает крышку.
— Их еще используют, чтобы усыпить лошадей перед операцией. Я это к чему, мэм. Не злоупотребляйте и много их не принимайте. Половинку шляпки под язык сразу перед сном. Можете с ними чай заваривать, но тогда эффект отложенный. И не облизывайте пальцы и еду не готовьте, пока руки не помоете. И это, не вступайте в интимную связь. Малейший след медяшки на пальцах — и все, штанный уд мужчины обвиснет на долгие часы.
— Я буду иметь это в виду.
Она берет баночку, снимает крышку и смотрит внутрь. Шляпки грибов выглядят как неровные бурые жемчужинки.
— Побочные эффекты есть?
— Да, по кошельку больно бьет, — говорит он. — Тридцать дрекелей, пожалуйста.
Мулагеш недовольно ворчит — за тридцать дрекелей можно со стейком в ресторане поужинать, — но потом все равно раскошеливается: сон ей нужнее, чем деньги.
Вернувшись в свою комнату в штаб-квартире ЮДК, Мулагеш принимается массировать руку, потом вытаскивает «карусель» из кобуры и кладет ее на прикроватную тумбочку. Затем садится на край постели. Турин совершенно одна в этой роскошной комнате — только ветер за окном воет, да море неустанно бьет о берег.
В голове крутятся картины того, что она видела на ферме: изуродованные до неузнаваемости тела, темный столб дыма, кольцами разворачивающийся над кромкой леса, лежащий в гуще клевера мертвец.
А что в этом такого? Да, воспоминания не из приятных, она встревожена — ну так любой чувствовал бы себя так же на ее месте. Она буквально только что приехала с места преступления, и какого: жуткое массовое убийство, надругательство над телами жертв… Вот от этого-то сердце и колотится как бешеное. И дело вовсе не в том, что такого она уже когда-то навидалась…