В то же самое мгновение, чья то рука, с распухшими суставами и сморщенной кожей в тёмных пигментных пятнах вперемежку со сгустками загустевшей крови, попыталась ухватить её за плечо.
Едва Филипп наступал на левую ногу, его лицо искажала неподдельная гримаса боли и страдания.
В данный момент он, держась вблизи придорожных кустов, медленно крался по улице Лазо, идущей параллельно южной стороне «Кировского» парка. Тем не менее, если бы он очень сильно этого захотел, то у него вряд ли бы получилось двигаться быстрее чем сейчас. Похоже, что с ногой дела действительно обстояли весьма серьёзно, и только страх заставлял его продолжать двигаться, превозмогая боль и усталость. Сейчас он боялся так, как ещё никогда в своей жизни.
Он был напуган и шокирован сценой безжалостного убийства его друга. Собственное спасение на этом фоне выглядело лишь кратковременной, случайной заминкой. И это не давало ему возможности остановиться и передохнуть.
Пытаясь двигаться хотя бы немного быстрее, он вновь наталкивался на огненную стену боли. Для того чтобы не думать о ней он постарался занять свои мысли чем-нибудь другим, но из головы никак не выходила погоня и её абсолютно нелогичное завершение.
Наверное, это действительно было бы применимо к нормальному человеку, но то, что видел Филипп до этого, говорило о том, что данный тип к таковым не относится, а раз так, то ожидать от него рациональных действий и поступков было бы непозволительной роскошью.
Однако, что-то в этом, логичном, на первый взгляд, умозаключении его самого не устраивало.
Прокручивая в памяти произошедшее, и многое другое в поведении незнакомца Филипп находил весьма и весьма странным. Но как бы он не старался, всё равно не смог бы вразумительно объяснить словами в чём именно заключается эта странность. Тем не менее, он точно знал то, что всё увиденное оставило в нём зыбкое ощущение несоответствия, словно мужчина этот был и не человек вовсе, а какое-то крайне враждебное неизвестное доселе существо в человеческом обличии.
Леденящие кровь захлёбывающиеся вопли послужили причиной того, что Филипп внезапно оборвал непрочную цепочку рассуждений и переключил всё своё внимание на происходящее сейчас в полусотне метров от него за стальной оградой парка.
Едва он услышал крик, как его ноги сами подкосились, и Филипп скованный леденящим ужасом опустился в придорожную канаву, наблюдая за тем, как несколько человек набросившихся на случайного прохожего, повалив его в траву, принялось разрывать его как свора обезумевших псов.
Если Филиппа не обманывало его довольно слабое зрение, то среди этих стремительных, гибких, несущих страшную смерть тел мелькнул тот же самый мужчина, который преследовал его всего несколько мгновений назад. Он не мог утверждать это с абсолютной уверенностью, так как для него всё происходящее было точно погружено в дымку, размыто, но если он был прав, то его недавнему преследователю, похоже, удалось освободиться от его жуткого «трофея».
Они управились со своей жертвой в считанные секунды, которые, вопреки показаниям секундомера, для Филиппа, беспомощно наблюдающего за сценой жестокого убийства, длились невыносимо (мучительно) долго. Однако, когда они наконец оторвались от бездыханного тела бесформенной тряпичной куклой раскинувшего в стороны окровавленные руки и ноги, то один из них, словно почувствовав незримое присутствие Филиппа, повернул голову в его сторону. На перемазанном кровью лице ясно читалось выражение настороженности дикого зверя. Этот человек сначала медленным шагом, а затем всё увереннее стал двигаться в сторону притаившегося в полусотне метров от этого места Филиппа. Вслед за ним, как по негласной команде двинулись все остальные.
Едва дыша, Филипп вжался всем телом в мокрую грязь, покрывающую дно канавы, но закрыть глаза и не смотреть на тех кто к нему приближается он просто не мог.
В сумбурном вихре из обрывков мыслей и образов, штурмовавших разгорячённое сознание Филиппа, он внезапно осознал то, что эти существа каким-то необъяснимым образом знали о его незримом присутствии. Как будто они почувствовали его ужас, так же естественно, как любое дикое животное остро чувствует запахи недоступные для обоняния человека.
Понимая, что с его повреждённой ногой он вряд ли сможет уйти от преследования, Филипп просто продолжал неподвижно лежать в грязной канаве, хотя абсолютно точно знал то, что ОНИ чувствуют его местонахождение. Его страх был столь велик, что сейчас он не имел никаких сил для того чтобы предпринять хотя бы вялые попытки для того чтобы бороться за свою жизнь.