А через неделю ко мне пришел Снаффи. Ночью я пошла на кухню попить, а когда вернулась, Снаффи сидел на моей кровати, опустив голову – его грязные черные волосы спадали на лицо и плечи. Я замерла у двери и тихо спросила: «Ты что здесь делаешь?», – Снаффи медленно повернул голову. У него был один глаз, вместо второго – черная дымка, полоска такой же дымки тянулась от правого края рта до уха, ещё одна полоска дымки пересекала его шею. Он сидел неподвижно, а я стояла босая, в пижаме. Он поднялся на ноги – высокий и худой, в рваной кожаной куртке, черной футболке с черепом, в грязных затёртых джинсах, заправленных в высокие сапоги. В каждом разрезе на одежде виднелась черная дымка. По коридору затопали ножки и испуганно остановились позади меня. Я недовольно нахмурилась: «Что тебе нужно?». Снаффи растерялся и тут же утратил всю свою напускную мрачность: «Как насчет бояться и бежать?».
Он не хотел говорить своё настоящее имя, и откуда он появился, только сказал, что бродит здесь с прошлого года. Я разрешила ему приходить к нам и даже пригласила за шкаф.
Снаффи знал много страшных историй и мифов. Это он мне рассказал, что ночью в бане живут Брюн и Горбик. Брюн живёт в большом сундуке в предбаннике, он смешно надувает щёки и делает: «Пых-уф-пых-уф…», – незаметно облизывал мыло, сматывал нитки в клубки и шуршал чешуйками на спине. Горбик же появлялся всего на полчаса, ровно в 2:20 ночи, ползал под полком, чмокал. Стоило к нему прикоснуться, как он начинал колыхаться и растекаться как лизун.
В пятнадцать я начала покупать журналы о рок-музыке, которые потом привозила на дачу для Снаффи, а он собирал красивые букеты из полевых цветов, перевязывал их плетёными из ниток канатиками и каждое утро подбрасывал их под дверь. В ответ на вопросы родителей о тайном поклоннике я лишь хихикала.
Однажды Снаффи принес мне тяжелую цепочку, которая цеплялась на джинсы. «Она когда-то принадлежала мне…», – сказал он. Между звеньями набилась земля, которую я вычищала иголкой.
Когда мне исполнилось семнадцать, родители разрешили мне самой брать ключи от дачи, я сказала, что мы с подругами хотим собираться там по выходным. Это было здорово – мы со Снаффи смотрели фильмы, играли с Нет и Ножками, и не обязательно было дожидаться лета, чтобы встретиться.
Я уже заканчивала школу, когда родители решили продать дачу. Я отговаривала их как могла, постоянно повторяла, что я очень люблю этот дом, но мама с папой говорили, что уже присмотрели вариант получше, рядом с озером. Я устраивала скандалы, говорила, что навсегда уйду из дома, если родители продадут дачу – всё напрасно. Знали бы они, чем всё это обернётся…
Двадцать восьмого мая родители сказали, что нашлись покупатели на дом, я раскричалась и – вся в слезах – взяла велосипед и помчалась к дачному посёлку. До дома оставалось совсем немного, когда из-за поворота вылетела машина, я со всей силы нажала на тормоз, переднее колесо остановилось, перед моими глазами мелькнул руль. Сильный удар, и темнота…
Снаффи сильно переживал, но я была даже рада, что всё так вышло. Родители не стали продавать дом…
В коридоре раздались тихие приближающиеся шаги, Люся тут же легла и укрылась одеялом, я отступила в тёмный угол. В комнату заглянула мама, она несколько секунд постояла над кроватью Люси, затем мельком оглядела комнату и вышла – мама всегда чувствует, если я прихожу. Когда мамины удаляющиеся шаги стихли, Люся шепотом позвала меня.
– Ну что тебе ещё? Спи уже…
– Значит это для тебя мама привозит журналы про музыку? ― спросила Люся.
– Да… ― я кивнула.
В воздухе мимо меня пролетела шмуня. Я укрыла сестренку одеялом и погладила по голове.
– Папа хочет завтра устроить уборку на чердаке… ― зевая сказала Люся. ― Ты возьмешь меня с собой за шкаф?
– Конечно возьму, ― пообещала я.
Волчий дар