Город, которого не было

— Да? — рассеяно отозвался глава семейства и перевернул страницу. Ничего удивительного. Для женщин разговор — форма существования.

После описываемого события молоко у матери пропало, и ребенка стали кормить из бутылочки.

Как-то раз, месяц спустя, мать, зайдя в комнату, заметила что девочка пристально смотрит в одну точку. Она посмотрела туда же и похолодела: бутылочка с молоком рывками двигалась к краю стола. Еще мгновение, и она, свалившись вниз, с глухим стуком раскололась. Девочка, глядя на расплывающуюся белую лужицу, тоненько и жалобно заплакала.

— Снова ты за фокусы свои взялась! Что ты наделала?! — воскликнула мать, у которой возмущение перебороло удивление.

— Я есть хочу, — всхлипывая, оправдывалась пятимесячная малютка.

— Позвать надо было, попросить.

— Я звала, но ты не услыхала.

И тут мать вспомнила, что несколько минут назад, когда она на огороде подсапывала картошку, в голове ее будто раздался шелестящий шепот:

— Мама, я хочу есть.

Так обнаружилось, что у Фени, помимо всего прочего, есть способность и к телепатии.

Родители постепенно привыкали к необычным способностям ребенка. И когда в пустой комнате невидимая рука переставляла предметы в поисках утерянной игрушки, родители хладнокровно замечали:

— Осторожно, Фенечка. Не разбей чего-нибудь, ради бога.

И знали, что Феня, где бы она ни находилась, слова родительского увещевания услышит.

К пятнадцати годам она выросла в очаровательную девушку — стройную, гибкую, живую. На первый взгляд это была самая обыкновенная девушка, добрая и приветливая. Но помилуйте, что это за обыкновенная девушка, которая платья носит со специально обработанными проймами, через которые продевает крылья? Что это за обыкновенная девушка, которая… Однако все по порядку.

Каждое утро в половине восьмого жители Киевской, окна которых выходили на улицу, могли видеть юную фею, спешащую в молочный магазин с пузатым облупленным бидоном в руках.

Ходить за молоком для младшей сестренки было постоянной обязанностью Фени. Вначале, только получив эту нагрузку, она попыталась было забирать молоко из магазина, используя свои сверхъестественные возможности, нежась в постели, потягиваясь и позевывая.

Но тут, к ее удивлению, на нее ополчились с двух сторон. С одной стороны — молочницы, которых в серые утренние часы самодвижущиеся бидоны повергали в испуг. С другой — отец, который, со значением трогая ремень, заявил:

— Не позволю бездельничать. Хорошо помню: труд из обезьяны человека сделал.

Суровый тон отца, стальной блеск в его очах вызвали у Фени бурю протеста. Тонкий, будто солнечный лучик, ударив из глаз дочери, угодил в глаза отцу. Он внезапно подобрел, заулыбался и проворковал:

— Прелесть ты моя, голубушка. Трудись, золотце. Работай, солнце мое, а не то отлуплю.

Услышав последние слова, Феня вздрогнула от неожиданности и поникла золотистой головой.

Если отец Фени был принципиальным противником телекинеза, то мать возненавидела телепатию.

— Нехорошо это, — говорила она, ни к кому не обращаясь и нарочито гремя кастрюлями. — Кто читает чужие письма, о том говорят — непорядочный. А мысли, мысли! В них тайного больше, чем в письмах. Нечаянно и гадкие выплывают. Зачем это знать другому?!

Мальчик жил во Втором Киевском переулке, девочка — по Киевской улице. Ему скоро должно было исполниться шестнадцать, ей было пятнадцать с небольшим. В этом возрасте девочки зачастую превращаются в очаровательных девушек. Вечерами, испытывая непонятное томление, они безудержно стремятся из дому, собирают открытки с ликами киноартистов и с большим пылом переписывают в свои альбомчики сентиментальные стихи.

6

Но наши герои были не такими. Дружба их продолжалась, в ней, правда, появились новые трепетные оттенки. Раньше Феня была просто симпатичной девочкой, теперь она стала красивой девушкой, и это невыразимо волновало Мальчика — теперь уже юношу. И, бывало, он смущался, умолкая на полуслове, и как воришка, пойманный на месте преступления, терялся, если случайно взор его падал на маленькую девичью грудь.

Но все же они по-прежнему понимали друг друга. Стоило Фене посмотреть на кого-то, кто показался ей забавным, и чуть-чуть прищуриться, как ее друг покатывался со смеху. А если он кивком указывал на то, что казалось ему смешным, то Феня тут же фыркала в ладошку.

Вместе они ходили в школу, вместе возвращались и всю дорогу весело болтали — общих тем у них было предостаточно. Несмотря на издевки одноклассников, он неизменно нес оба портфеля.

— Закат вчера был чудесный, правда? — говорила Феня, не сомневаясь, что он его наблюдал.

— Полнеба пылало!

— Как тысяча костров горело, — кивала она.

Вообще-то ему мечталось, чтобы Феня видела в нем настоящего мужчину, а не долговязого подростка, которым он и был на самом деле. Хотелось ему, чтобы в ее зеленоватых, с зернышками глазах не только искрились смешинки или светилось простое дружеское расположение к нему. Хотелось чего-то большего. Восхищения. А может… и любви.

И, чтобы казаться старше и сильнее, он ходил, смешно выпятив грудь и развернув худые плечи.