Город, которым мы стали

– Хм-м-м. – Тон у женщины становится недовольным. Она тоже сложила руки на груди, словно надувшись. – Некоторые могут сказать, что так они становятся чудовищами.

Бронка приподнимает бровь.

– Некоторые, возможно. Но я всегда считала, что именно те, кто так думает, и затевают все драки. – Бронка пожимает плечами. – Жестокие люди знают, что такие ребята иногда вырастают – если жестокие люди не успевают их убить, – и тогда они могут исправить мир там, где он сломан. А если таких ребят станет достаточно, то жестоким людям придет конец.

– Это уж точно журавль в небе, – говорит женщина. Бронка чуть хмурится, озадаченная странной формулировкой. – Жестокость – прирожденное свойство людей.

Бронка сдерживает желание рассмеяться. Она всегда терпеть не могла подобную грошовую «мудрость».

– Нет. В людях нет ничего неизменного, и со временем преображаются даже скалы. Мы тоже можем изменить в себе все что угодно. Нужно просто захотеть. – Она пожимает плечами. – Людей, которые утверждают, что перемены невозможны, обычно все устраивает.

Это камень в огород женщины с ее дорогим костюмом, стервозно-профессиональной стрижкой и арийским образом, к которому она, похоже, стремится. Всю жизнь Бронке приходилось остерегаться таких, как она, – «феминисток», рыдавших, когда другие разоблачали их расизм; филантропов, которые не желали платить налоги, но зато хотели поэкспериментировать на детях из бедных государственных школ; врачи, которые «помогали» женщинам в резервациях, стерилизуя их. В общем, белых Бекки. Поэтому Бронка больше не будет так называть Ицзин. Это имя должно быть зарезервировано для тех, кто его заслуживает.

Женщина открывает рот и только затем улавливает, на что намекает Бронка. Однако вместо того, чтобы пропустить ее слова мимо ушей или съязвить, она ухмыляется. Ее рот растягивается так широко, что обнажает почти все зубы. И как у нее только лицо не треснуло? Боже.

– Я – Белая, – говорит она, протягивая Бронке руку. Бронка на миг приходит в замешательство, но женщина прибавляет: – Из фонда СНЛ. Доктор Белая.

Бронка пожимает ей руку.

– Доктор Сиваной, – тоже делая ударение на первом слове и улыбаясь, говорит она. Еще Бронка переходит на свой «белый» голос, поскольку, похоже, вечеринка принимает именно такой оборот. – Но, пожалуйста, не стесняйтесь называть меня Бронка.

– Директор Бронка. – Женщина все так же улыбается, демонстрируя все зубы. – Насколько мне известно, вы вчера беседовали с моими друзьями. С прекрасными молодыми художниками.

Твою ж… Бронка продолжает улыбаться, но уже через силу.

– С «Альтернативными Творцами», да, – говорит она, намеренно упоминая название коллектива, хотя молодые люди его и не упоминали. – Боюсь, политика нашего Центра, направленная против распространения нетерпимости, не позволяет нам принять их работы.

– О, но ведь нетерпимость – столь расплывчатое понятие, если говорить об искусстве. – Женщина слегка морщит нос, продолжая широко улыбаться. – Что это – пародия или серьезное произведение? Может быть, они так хотели бороться с нетерпимостью.

– Возможно. – Бронка тоже все еще улыбается. На профессиональной арене улыбка – это оружие, которым тоже можно хорошенько приложить. – Но наша политика основывается не на намерениях, а на результатах. – Бронка пожимает плечами. – Существуют способы разрушать стереотипы, не подкрепляя их. Хорошее искусство должно быть многослойным, а не бездумно изрыгать повторение статуса-кво.

– Многослойным, – говорит доктор Белая, и ее улыбка наконец исчезает. На секунду она кажется усталой. – Да. У бытия так много слоев. Уследить за всеми так трудно. Так что давайте сделаем все проще. – Она поворачивает планшет так, чтобы Бронка смогла увидеть прижатый к нему чек. Нахмурившись, Бронка наклоняется, чтобы рассмотреть его получше, – и застывает, увидев сумму.

– Двадцать три миллиона долларов, – проговаривает Белая. – Кажется, этого хватит, чтобы покрыть бо́льшую часть ваших операционных расходов и капитальных затрат на несколько лет вперед? Впрочем, есть подвох. Естественно.

Бронка смотрит на чек. Она никогда не видела столько нулей, выведенных рукой. Белая пририсовала к ним маленькие каракули – зрачки внутри кружочков, чтобы те стали похожи на выпученные глаза, и маленькие бровки над ними, попарно. Впрочем, с нулями, обозначающими центы, она переборщила, проставив в каждом сразу несколько зрачков. Из-за этих художеств Бронка хмурится и поднимает взгляд на нее.

– Это что, шутка такая?

– Нет. Вы предпочитаете банковский перевод? – Белая склоняет голову набок. – Вам должны были позвонить из исполнительного комитета, предупредить, что я приду, – и подтвердить, что средства, которые предлагает мой фонд, очень даже существуют.