Город лестниц

И они сожгли ее заживо на городской площади Малидеши на глазах у жителей: согласно протоколам суда, они подвесили ее на дереве на цепи и разложили костер у ее ног, а когда она, плача, вскарабкалась по цепи, чтобы убежать от огня, они отрубили ей ноги и руки, и мне доподлинно неизвестно, истекла ли она кровью или умерла в огне.

Я не думаю, что континентцы были готовы к тому, что жители поведут себя так, как повели: в конце концов, то были обычные бедные сайпурцы, слабые и безвольные, привычные к унижениям и плохому обращению. Но при виде столь ужасной казни городок Малидеши взбунтовался. Магистрат разнесли, а судей и палачей забили камнями до смерти.

Целую неделю они праздновали новообретенную свободу. Я бы хотел написать, что тогда и началось Восстание Колоний, и что Сайпур под впечатлением от этого смелого поступка встал под руку каджа и атаковал Континент. Но прошла неделя, и континентцы вернулись – на этот раз с армией. И Малидеши вы больше не найдете ни на одной карте, а о его существовании напоминает только выжженная полоса земли на морском берегу и насыпь длиной в одну шестую мили – под ней покоятся останки восставших граждан Малидеши.

О бойне пошли разговоры. И жителей колоний постепенно охватил тихий холодный гнев.

Мы мало знаем о кадже. Мы даже не знаем, кем была его мать. Но мы знаем, что он жил в провинции Тохмай, граничащей с Малидеши, и мы знаем, что сразу после этого массового убийства он взялся за свои эксперименты, и один из них увенчался созданием оружия, которое позволило сбросить иго Континента.

Лавина сносит в океан крохотный камень, и, таинственной волей судьбы, этот камешек вызывает цунами.

Я бы очень хотел знать о прошлом не все. Еще я бы хотел, чтобы каких-то событий удалось бы избежать. Но прошлое есть прошлое, и кто-то должен помнить о нем и говорить об этом.

Доктор Ефрем Панъюй. Об утерянной истории

Спасение

– Переломов нет, – констатирует доктор. – Возможны трещины. Очень много ушибов, таких сильных, что я не исключил бы ушиб кости. Я бы, конечно, мог поставить более точный диагноз, если бы пациент дал себя осмотреть… тщательнее.

Сигруд откидывается на кровать с горшком картофельной водки на коленях и сурово ворчит в ответ. Половина лица у него ярко-красная, вторая половина – черно-серая, как гнилой фрукт. В свете слабоватых газовых ламп – вот такое освещение в здании посольства, ничего не поделаешь, – выглядит он сущим неупокоенным мертвецом. Он позволил доктору пощупать живот и посмотреть, как он двигает головой, руками и ногами. На остальные вопросы доктора Сигруд отзывается мрачным рычанием.

– Он говорит, что его не беспокоит живот, – сообщает доктор. – Что, доложу я вам, совершенно невероятно. А еще я не вижу следов обморожения – что тоже, по правде говоря, выходит за рамки обычного.

– Что еще за «обморожение»? – спрашивает Сигруд. – Никогда о таком не слышал.

– Вы что, хотите сказать, – отзывается доктор, – что у дрейлингов обморожения не бывает?

– У нас бывает сильно холодно, – тут Сигруд мощно прикладывается к посудине, – и несильно холодно.

Доктор, недовольный и расстроенный, обращается к Шаре: