– А… – и он обхватывает руками голову. – А вы уверены, что это было сегодня вечером? Это было так давно…
– Нет. Не давно. Всего-то несколько часов назад.
– Но я чувствовал, как сквозь пальцы утекали годы, – шепчет он. – Утекали, как ветер.
Тут он задумывается.
– Мы приходили за… металлом.
– За металлом?
– Да. Мы хотели купить, но получалось слишком медленно. Нам он не нравится. Мы его ненавидим. Но он был нам нужен.
– Вотров?
– Да. Он.
Шара кивает.
– А женщина имела к этому какое-то отношение?
– Кто?
– Ну… – тут она колеблется с мгновение… – ну эта… шалотница.
– Ах, она! – И парнишка снова хохочет. – Ой, представляете, мы понятия не имели, что она там окажется!
– Понятно, – тихо говорит Шара. – А для чего вам нужен металл?
– Мы не можем летать на кораблях из дерева, – говорит мальчик. – Нам так сказали. Они развалятся. Дерево слишком хрупкое.
Его глаза провожают в воздухе какой-то невидимый предмет.
– Ух ты… Красота какая…
Похоже, она перестаралась с дозой…
– Это вы с друзьями убили доктора Панъюя?
– Кого?
– Того шалотника-профессора.
– У шалотников не может быть профессоров. Умишком недотягивают.
– Я про того мелкого иностранного профессора, который святотатствовал.
– Все иностранцы – святотатцы. Само их существование – оскорбление веры! Есть только мы! Мы – дети богов. Остальные – они из праха и глины. Они живут и не платят нам дань! Вот где святотатство!
Он вдруг хмурится и скрючивается, словно от боли в животе:
– Ох…
– Сюда приехал человек, он занимался исследованиями в университете, – Шара говорит медленно и очень разборчиво. – Вы не хотели, чтобы он тут работал. Весь город не хотел, в смысле. Люди протестовали.
Парнишка трет глаза:
– Ох… Моя голова… В моей голове… там что-то есть…
– Он умер несколько дней назад. Припоминаешь?
Мальчишка скулит:
– В голове… у меня там внутри что-то есть…
И бьет костяшками пальцев по черепу – да так сильно, что слышен стук.
– Пожалуйста… помогите мне убрать его оттуда!
– Кто-то напал на него в университете. Его забили до смерти.
– Пожалуйста! Умоляю!
– Расскажи мне все, что знаешь о профессоре.
– Он у меня в голове! – визжит парень. – Внутри! Он там! Он так долго пребывал в заточении! Я хочу видеть свет, дайте мне увидеть свет!
– Проклятие, – бормочет Шара. Подходит к двери камеры и кладет руку на смотровую щель. – Ты хочешь увидеть свет?
– Да! – верещит парень. – Во имя всех богов, да!
– Отлично.
И Шара открывает щель. Внутрь просачивается свет.
– Ну вот, – говорит она. И разворачивается к арестанту: – Теперь ты расскажешь мне о…
Но парнишки больше нет.
И не только парнишки – половины комнаты тоже. Словно бы полкамеры залило черной водой, а в центре этой черной стены – маленькое отверстие. Оттуда бьет желтый свет. Желтый, как небо перед грозой.
– Ох ты ж… – выдыхает Шара.
Отверстие с желтым светом расширяется. В голову Шары кто-то лезет, безжалостно распахивая дверку громадными ручищами…
В голове напоследок мелькает: странно, ведь это я давала ему наркотик, а не он мне…
А потом Шара начинает видеть… кучу всего.
Перед ней – дерево, старое и перекрученное.
Дерево растет на вершине одинокого холма. Его ветки – как темный купол на фоне желтого неба.
Под деревом лежит камень. Темный и до блеска отполированный. Он такой гладкий, что кажется мокрым.
А в середине камня вырезано лицо. Шара с трудом различает его черты…
И тут раздается подобный грому голос:
КТО ТЫ?
И тут все исчезает – и холм, и дерево, и камень. Картинка меняется.
Солнце. Яркое, яростное, слепящее. Не привычный шар света над головой – нет. Солнце такое, словно бы небо – из тонкой желтой бумаги, а за ним стоит кто-то с горящим факелом.
Под солнцем высится одинокая гора. Странная – похожа на болезненно выпрямленную колонну. Вершина ее гладкая и круглая – прямо как тот камень под деревом. А склоны отвесные и морщинистые. Что-то в этой горе есть неприятно… живое. Хотя, наверное, это все из-за ее неестественной гладкости. Наверху ярится солнце.
Тот же оглушающий голос:
КАК ТЫ СЮДА ПОПАЛА?
И снова все пропадает из виду.
Перед ней – склон холма. На камнях пляшут отсветы пламени. Ночь. Вокруг мельтешат тени – лица, руки, все звериное, уродливое. Над головой паучьим яйцом зависла огромная, раздутая луна. Она балансирует на вершине холма, и кто-то в треуголке скачет на ее фоне и поднимает что-то к небу – кружку?.. – словно бы приглашая луну присоединиться к веселью.
Через ночное небо чернющей тучей летят и оглушительно пищат скворцы.
ЧТО-ТО НЕ МОГУ ТЕБЯ РАЗГЛЯДЕТЬ. ПОДОЙДИ-КА ПОБЛИЖЕ.
Тьма улетучивается. Ее утаскивают из этого странного пространства.
Равнина. Ее пересекает дорога. На желтом небе снова солнце, похожее на прогоревший факел. Равнина пыльная, дорога пустая.
Она летит над дорогой, в нескольких дюймах над пыльной поверхностью, словно бы кто-то везет ее на веревочке.
На горизонте набухают комковатые, желтые, бесплодные холмы. Она болтается в воздухе и летит, летит к ним, потом над их гладкими склонами и наконец видит расселину, похожую на разрез. Пещеру.