— Нынешнее телевидение — это бизнес, рассчитанный на толпу, которая готова платить. А сегодня с деньгами, как правило, люди, далекие от культуры, — той, которая с большой буквы. Поэтому телевизионщикам неинтересно, что хотят смотреть три — пять процентов интеллигенции, которая не реагирует на рекламу: ведь у нас на руководящих должностях не романтики, а прагматики. Они понимают: страна обыдлена, и чтобы удивить массового зрителя достаточно раздеться прилюдно. Я работаю в Останкине двадцать лет, это на моих глазах всё происходило — развал, изгнание профессионалов, приход мальчиков-девочек, даже не научившихся говорить… Телевидение — отражение того, что происходит с нашим обществом.
— А что, вас это никак не касается? Приходится, наверное, учитывать вкусы людей, которые вас слушают?
— Меня трудно заставить петь то, что мне не нравится. Кстати, когда я была еще студенткой, меня приглашали на работу и в Москонцерт, и в Росконцерт. Но я отказалась, потому что поняла: придется петь там, где скажут, причём перед теми людьми, перед которыми скажут. И, наконец, петь то, что скажут. А я хотела петь для тех, кому это нужно, то, что мне нравится и там, где мне хочется.
— Выходит, доперестроечной цензуры не почувствовали?
— Почти нет. Ведь я никогда не пела остросоциальных песен. На своих сольных концертах репертуар ни с кем не согласовывала, зато когда приходилось выступать в концертных программах за рубежом, на отборочных просмотрах в ВЦСПС, ЦК ВЛКСМ и тому подобных организациях всё очень строго выверялось — комиссия, печати, подписи… Например, песню Высоцкого «Мужчины ушли…» мне разрешили исполнять только в начале перестройки.
«Идеологи» бесцеремонно влезали и в тексты. У моих друзей Иващенко и Васильева была песня с такими словами: «С доброй подружкой и с кружкой в руке…» Им объяснили: мол, с кружкой — это не очень, вы лучше пойте так: «с доброй подружкой, с гитарой в руке». Не помню уже, чем это кончилось.
— А вы бы спели?
— Думаю, что нет. Скорее, песню бы заменила. Я принципиально не люблю менять слова без согласия автора.
— Часто бывает, что строчка из песни выражает жизненную позицию, а то и философию на каждый день: «есть только миг — за него и держись», «мой адрес — Советский Союз». Или: «партия сказала: надо — комсомол ответил — есть»… А вам какие строчки близки?
— Есть разные песни, под словами которых я могла бы подписаться как под своим отношением к жизни. Такие строчки я очень часто нахожу у Окуджавы. Например, «давайте восклицать, друг другом восхищаться» — вся эта песня, от начала до конца, для меня — непреходящая мудрость. Я так сказать не могу, а поэт дает мне слова, помогает понять, что я чувствую. Любимые песни мне очень часто дают своего рода цитатник, который сидит в голове и помогает ориентироваться в жизни.
У Ольги Качановой, например, есть чудесная песня «Льдинка»:
С этими словами я сверяю свои поступки. И когда делаю что-то не так, мне потом очень плохо от этого становится.
— Помнится, вы очень тепло спели про кота — такого, себе на уме, который «греет свой зад, а вам кажется — вы им согреты». Видел даже ваше фото с этим зверем на обложке журнала. У вас к нему особые чувства?
— Я котов обожаю. У меня кот Василий, подобранный во дворе. Я вообще в детстве часто приносила домой разных зверюшек, а потом, когда выяснилось, что у меня к ним аллергия, которая уже переросла в астму, они переселились к моим родителям. Но по-прежнему традиция подбирать на улице зверье сохраняется. Вот и сейчас у нас замечательно живут все втроём — кот Василий, кошка Леся и собака Ричи.
— Когда мы договаривались о встрече, я понял, что ритм вашей жизни очень напряжённый. Не мечтаете уехать куда-нибудь, чтобы потише и поспокойнее?
— Нет, хотя изредка делаю и это. Для меня жизнь — движение, и мне хорошо, когда каждая минута расписана. Такой ритм дисциплинирует и не дает расслабиться. Это тяжело, я иногда устаю от неустроенности, постоянной смены городов, гостиниц, душных поездов, самолетов, которых я боюсь… Зато чувствую, что время движется, и я двигаюсь вместе с ним. Как только расслабишься — начинаешь лениться, стариться, и жизнь проходит впустую.
Марыля Родович: Не надо тратить время на враньё