— То, что там царит крупнопанельное домостроение. Это привело к обилию однообразных полей, где взгляд как бы проваливается в бездну, у него нет точек опоры. В результате появляется дискомфорт. Плохо, например, если крыша плоская, ровная. Прежние архитекторы чувствовали, что надо глазу, отсюда и все эти башенки, шпили и прочие украшения, которые потом объявили излишествами. А оказалось, что без них глаз не может нормально работать: голый рационализм не приносит радости, человек чувствует себя лишним. Но поскольку архитектура отражает нравственные ценности общества, то в этих убогих коробках отразилась наша прямолинейность, пропаганда аскетизма. Много прямых линий и прямых углов, огромные плоскости, а то ещё и мода на сплошные стеклянные покрытия, совершенно противоестественные. Мы не выдерживаем постоянного насилия довольно однообразной искусственной среды, которая нас окружает.
Вот на Тверской сносят гостиницу «Интурист», получившую прозвище «стекляшка». Но останется ещё одна, недавняя, — кафе «Макдоналдс». Зачем же строить такое, от чего потом придется избавляться? Кстати, мы в этом деле не первые. В 1972 г. в американском городе Сент-Луис был снесён большой жилой комплекс из стекла и металла как очаг преступности. Причём за проект того комплекса его автор успел получить почётную архитектурную премию. Таков конец модернистской утопии.
О промышленных сооружениях и вовсе говорить не хочется. Глаза бы мои на них не глядели…
— Есть ли примеры поближе?
— Сколько угодно. Варшавское шоссе, например. Вспомните, что там понастроено вдоль дороги. А ведь отрицательное действие динамических агрессивных полей сильнее, чем статических: попробуйте смотреть на пролетающие мимо заборы, встречные поезда, мелькающие коробки одинаковых зданий… У водителя всё это перед глазами по нескольку часов подряд. Недаром один из них как-то мне пожаловался: проехал, мол, по Варшавке, а обратно решил возвращаться окольным путем. Очень уж царапают глаза окрестные виды… Интересно, какая там статистика дорожных аварий?
Новое здание Монетного двора на Тульской — тоже пример архитектурной неудачи. Прямо-таки частокол вертикальных линий. Еще хуже картина на Октябрьской площади — тот же культ гладкой плоскости, мертвого прямоугольника, безликой геометрии.
Будущим архитекторам в вузах внушают, что они должны мечтать о будущем, но при этом хорошо знать прошлое. Однако именно этого знания и не чувствуется, причём не только у нас. Плохо строят и в Брюсселе, и в Вене, и в Париже. Знаменитый Ле Корбюзье в своё время даже предлагал снести Париж и построить его заново (на месте этого города архитектору виделись коробки вроде здания ЦСУ в Москве — тоже, кстати, его творение). А наше горе-теоретики повторяли за «классиком»: Москва-де смертельно больна, но мы не собираемся её лечить, наша задача — «снести её дотла и построить новое социалистическое жилище». «Снести дотла», к счастью, не удалось, но «жилищ»-таки понастроили.
С 1980-х годов весь мир снижает этажность, сокращает число подъездов в домах. У нас иное дело — башни новостроек растут всё выше, а в столице уже более ста тысяч подъездов, из которых охраняется лишь ничтожная часть.
— Как сказывается на гoрожанах такая архитектура?
— Близоруких школьников в городах примерно вдвое больше, чем в сельской местности. Но это довольно безобидный недуг по сравнению с новой болезнью, которую назвали синдромом большого города. 80 процентов пациентов психбольниц на себе прочувствовали, что это такое: подавленное состояние, неуравновешенность, агрессивность. Таковы последствия постоянного стресса: если хороший вид из окна приятен и потому повышает стоимость жилища, то противоестественная бетонная пустыня вызывает дискомфорт.
Был приведен такой эксперимент: испытуемым показывали фотографии зданий, вредных с точки зрения видеоэкологии, и у них возникали пики на энцефалограмме, а у некоторых даже эпилептические припадки. Ведь немало людей очень чувствительны к визуальной среде. Например, как сказал мне один художник о неудачных новостройках, «посмотреть на такое — всё равно что руку в огонь сунуть».
Впрочем, не всегда дело доходит до больницы. Гораздо опаснее рост агрессивности, которую порождает плохая архитектура. Не случайно же в «спальных» районах чаще совершаются преступления, там больше хулиганства, сквернословия, вандализма.
— Может быть, дело просто в бедности окраинных районов?
— И это тоже, тут проблема комплексная. Но мы говорим об агрессивной архитектуре с её однообразными ритмами. Кстати, тот же эффект вплоть до эпилептических припадков наблюдается и на дискотеках, где человека доводят до безумия оглушительный ритм и мигание света. После такого отдыха юные танцоры крушат всё на своем пути. Словом, агрессивную среду надо разоружать. А пока, как свидетельствуют социологические исследования, почти три четверти жителей новых районов столицы хотели бы «куда-нибудь уехать».
— Что же делать?