Этот корабль явился разом из ниоткуда, огромный и черный, с черными парусами, и на его черном носу стоял Господин. Казалось, будто черный корабль вот-вот врежется в них и их потопит; и хотя Натан сам едва мог двинуться, он попытался крикнуть, предупреждая остальных. Но даже если бы ему и удалось заставить слова вырваться из своего рта, его не услышал бы никто, кроме Господина, поскольку Натан внезапно оказался на его корабле, а все остальные исчезли.
Натан лежал ничком на черной палубе. Господин сделал несколько шагов, подойдя к нему. Его руки были небрежно сцеплены за спиной, на губах играла скупая улыбка.
– Ну-ну. А ты времени даром не терял, верно? – проговорил он. Выражение его лица было мягким, почти отеческим, почти веселым. – Стоило мне на пять минут отвернуться…
– Где остальные?.. – прошептал Натан.
Господин уселся на палубу, скрестив ноги и аккуратно расправив вокруг себя полы сюртука.
– Я помог им добраться до места назначения. До Маларкои. Лучше, если нас в ближайшее время будет разделять некоторое расстояние. Дело может оказаться несколько неопрятным, именно поэтому лучше делать его на море: здесь не так сильно можно навредить.
Господин протянул руку, разжал Натанов кулак и вынул из него глаз Бога.
– Кажется, ты достаточно с этим позабавился?
Он небрежно сунул глаз в нагрудный карман. Натан попытался сесть, но у него было слишком мало сил.
Паруса корабля были из черной материи, корпус – из выкрашенных черным дубовых досок. Все швы были промазаны черной смолой, в окнах тускло поблескивало черное стекло. Пушки были отлиты из черного чугуна, и Господин, сидевший рядом, был с ног до головы одет в черное. Небо затягивалось тучами: собиралась гроза.
Натан поднял руку – и она отделилась от рубашки. Он поглядел вниз и увидел под собой свою одежду, кучкой лежащую на палубе. Корабль качнуло; он протянул руку, чтобы опереться, – рука прошла сквозь дерево. Медальон в его груди оставался на месте, и сердце по-прежнему билось вокруг него, но когда Натан начал соскальзывать сквозь палубу, цепочка лужицей собралась на досках. Все шло к тому, что он вот-вот провалится в камбуз, а медальон останется наверху.
Господин ухватил его за запястье и втащил обратно.
– А ведь я предупреждал тебя, чтобы ты не Искрил. Помнишь, тогда, в первый раз, когда ты ко мне пришел? – Он встал, держа Натана перед собой так, чтобы казалось, будто ноги мальчика стоят на палубе. – Ты можешь сильно себе навредить, если не будешь осторожен. Впрочем, ничего страшного. Мы ведь друг на друга не в обиде, верно?
– Что со мной происходит?
Господин вздохнул, поджал губы и слегка нахмурился, очевидно размышляя над тем, насколько может посвятить Натана в свои секреты.
– Видишь ли, Натан, кое-кто мог бы сказать, что теперь, когда ты наконец-то в моих руках, я должен быть великодушным и рассказать тебе все, что знаю. Посвятить тебя во все. Но я не великодушный человек. Совсем напротив: я желаю владеть всем единолично. Всем, Натан! Включая тебя. Поэтому я скажу тебе лишь одно: мальчик, который Искрит, не сдерживаясь, как это делал ты, мальчик, который использует плоть Бога, чтобы преодолеть запрет своего отца, мальчик, который уничтожает волшебные книги, устраняя тем самым собственную защиту, мальчик, который вступает в заговор со своими врагами, – такой мальчик своими действиями пожирает сам себя. Ты израсходовал себя, Натан, и теперь, когда у тебя почти не осталось формы, для меня стало возможным то, что при других обстоятельствах было бы невыполнимо.
Первые крупные медленные капли начинающегося дождя упали на палубу, расплескиваясь по черной поверхности под ногами Натана неровными, еще более темными кругами. Он вытянул ладонь – и дождь не намочил ее.
Господин привлек Натана к себе, словно желая защитить от непогоды.
– Не огорчайся. Ты всего лишь мальчик. Я с самого начала знал, что ты будешь неспособен сдержаться. Нет, я виню во всем Дашини: вот она действительно представляет собой некоторую угрозу. Сколько разрушений вы вдвоем причинили!
Господин обнял Натана обеими руками, приподнял и прижал к себе, вжимая в грудную клетку.
– Вы совершенно по-варварски обошлись с Особняком, но по-настоящему мне жалко Беллоуза. Он – единственное, что у меня не получится исправить. Со всем остальным проблем не будет, теперь, когда у меня есть ты, а вот Беллоуз… – Господин запрокинул Натанову голову назад. – Я думаю, Натан, что, должно быть, я любил Беллоуза. Как тебе такой секрет?
Он запечатлел на лбу Натана легчайший из поцелуев.
– А теперь, можешь мне верить или нет, но для меня это будет еще больнее, чем для тебя.