Город на грани: поездка по окраинам Сан-Паулу

Программа жилищного строительства на основе mutirão была инициирована в 1987 году в качестве наименее затратного способа преодоления дефицита жилья. Общественные организации жителей могли получить от государства средства на стройматериалы, а затем люди общими усилиями строили себе дома. Право собственности на землю им не предоставлялось, но подобная схема стала весьма плодотворным способом самоорганизации. В Сан-Матеуше более 500 семей построили себе дома таким способом. Эти двухэтажные здания, расположенные аккуратными линиями вдоль прямых ухоженных улиц, выглядят осознанным отрицанием хаотичной фавелы. Но и здесь есть свои причуды. Вскоре становится очевидно, что сами дома расположены где-то в глубине, а на тротуар выходят более поздние пристройки. В большинстве случаев это гаражи с дополнительной комнатой и балконом наверху. Возможно, владельцы этих домов и бедны, но в одном они неизменно подражают своим богатым согражданам: почти в каждом доме на улицу смотрят большие – от пола до потолка – ворота. Декоративная отделка ворот различается: кто-то выбирает розовую краску и плитку «под мрамор», кто-то довольствуется голым кирпичом и бетоном – но сами ворота присутствуют неизменно.

На улице мы встречаем пожилую женщину по имени Франциска: она как раз запирает свои ворота. Ее воспоминания о том, как они поселились здесь двадцать лет назад, напоминают рассказ о сражении: «Это была настоящая борьба. Мы посещали все собрания, семинары и тому подобное, а потом просто заняли эту землю. Мы приехали ночью, разместились здесь и на следующий день, с Божьей помощью, одержали победу». На строительство и отделку дома, чтобы в нем стало можно жить, им с мужем понадобилось пять-шесть лет. Поскольку оба они работали, строительство шло только по выходным: кирпичи они клали своими руками. Долгое время дом стоял без окон и дверей. Канализации тоже не было, и они оборудовали «нужник» в саду. Улицы не были заасфальтированы. Помимо разрешения на застройку и выделения небольшой суммы на покупку стройматериалов, государство не оказало им никакой помощи. Постепенно в районе появилась базовая инфраструктура – водопровод и электроснабжение, – но юридических документов на дом у них до сих пор нет. Мы спросили, сколько он может стоить сейчас. По мнению Франциски, его цена составляет порядка 25 000 реалов (12 000 долларов). «Но я не собираюсь продавать свой дом. Я буквально дралась за него – вот такая была борьба. Нет, я никогда его не продам».

Схема «самостроя» mutirão, введенная в действие в 1980-х, просуществовала недолго. Всего через несколько лет, в 1990 году, ее упразднила новая администрация президента Коллора. Хотя подобные инициативы по жилищному строительству на уровне отдельных общин действуют и сегодня, государственная программа, по сути, так и не заработала. Схема была чересчур забюрократизирована – ее участники, например, обязаны были трудиться на строительстве дома определенное количество часов в неделю – и, как мы видим из рассказа Франциски, становилась тяжелым бременем для семей, которые при этом не получали даже официального права собственности. В конечном итоге куда проще и дешевле оказалось нанять местного каменщика. Попытавшись придать идее строительства дома собственными руками романтический ореол, власти быстро вернулись к прежнему принципу laissez faire.

Улицы здесь, в Сан-Матеуше, на удивление пусты – никаких магазинов, никаких признаков активности. Только ослепительное утреннее солнце и полная тишина, заставляющая после выхода из машины чувствовать себя неуютно. Улица, где живет Франциска, выглядит «недоделанной», лоскутной. Невооруженным глазом видно, что здесь некогда был сельский ландштафт, который бессистемно застраивался плохо сопрягающимися друг с другом домами. Интересно другое: в пространстве в несколько сотен метров мы видим результаты трех совершенно различных подходов к решению жилищной проблемы: фавелу, mutirão и многоквартирное «социальное» жилье. Следовало бы ожидать, что третий вариант должен быть наилучшим, но это отнюдь не кажется очевидным. Жить за стенами, опутанными сверху колючей проволокой, наверное, безопаснее, но одновременно они придают громоздким зданиям сходство с тюремными блоками. Дома установлены на пилонах, столь любезных адептам «тропического модернизма», но в остальном спроектированы и построены крайне топорно. Несомненно, отчасти их неприглядный вид связан с окраской – сквозь бледно-желтую, заплесневелую штукатурку бесстыдно просвечивает бетон. Построены они были, скорее всего, в начале 1990-х, но выглядят намного старше. Здесь вся беда в климате. Еще Леви-Стросс отмечал разрушительное воздействие здешней жары и влажности. Он пишет об этом в «Печальных тропиках»: города Нового Света «от свежести сразу переходят к разложению – они не бывают просто старыми».

Как заметил один блогер, крошащийся бетон служит фоном для очень многих жизней. В блоге под названием Clг da Parede Podre («Клан гниющей стены») высмеиваются «паулистанос» из рабочего класса, любящие фотографироваться в бассейне или рядом с броской машиной: но истинное положение дел выдает фон – покрытые пятнами стены. Подобный снобизм, конечно, неприятен, но он помогает понять, какие чудеса творит простой слой краски. Один из «социальных» домов, что мы видим, намного новее остальных – об этом свидетельствует не только чуть более сложный дизайн (с балконами по углам), но и свежесть окраски. По цвету здание почти полностью совпадает с красной землей вокруг – словно его слепили из той самой глины, на которой оно сооружено. Эта красная земля постоянно бросается в глаза мне, европейцу, и если в центре города ее практически не видно, то здесь, на «сырых» рубежах еще формирующегося города, она окружает вас повсюду. В какой-то степени этот красный цвет передает саму суть Бразилии. Даже название страны происходит от дерева, которое по-португальски называется «браза» («раскаленные угли») – из-за красноватого оттенка древесины. Именно краска, изготавливавшаяся из этой древесины, то есть, можно сказать, сам красный цвет, в XVI веке превратила Бразилию в процветающую колонию.