Я вышел на стоянку и с ужасом понял, что не помню, где припарковался. Такого со мной не было еще ни разу. Надо ехать, забирать кота, договариваться с хеврой кадишей[243]
. А Ронен? Я даже телефона его не знаю. Звонить наугад в ташкентский бейт-хабад. Здравствуй, Ронен, я угробил твою мать, не сумел ее защитить. Как жить после этого? Я отправил Малке сообщение, состоявшее из трех слов: “Благословен Судья праведный”[244]. На большее меня не хватило. Посреди общей для всего народа радости они все-таки устроили мне настоящую Катастрофу, без дураков. Я кусал губы, рот наполнился кровью. Вкус железа, вкус смерти. Накба. Моя персональная накба.Квартира еще не знала, что случилось с хозяйкой. Невидящим взглядом я скользил по книжным полкам, по фотографиям и картинам на стенах. Аттикус подошел, встал на задние лапы, упершись передними мне в ногу. Типа, корми, раз пришел. Я стал шарить по кухне в поисках корма и наконец наткнулся на неначатый мешок. Это был дорогой, органический корм специально для пожилых животных. К мешку был приколот конверт, на котором офириной рукой было написано мое имя.
Почему она оставила мне это письмо в таком странном месте? Она права. Она действительно хорошо успела меня узнать. Теперь, когда ее не стало, это квартира Ронена. Мне нечего здесь делать, только кормить кота и поливать растения. Я никогда не стал бы шарить по ее шкафам, и она это знала. Поэтому и оставила письмо там, где оставила. Я отыскал клетку, собрал миски, корм, лоток, наполнитель для лотка. Отнес все, кроме клетки, в машину и вернулся наверх.
− Ну что, поехали. Будешь ты теперь кот-поселенец. Как тебе такая переспектива?