Город на холме

Возможно, он и прав. Возможно, мы свели ее с ума. Евреи и арабы уже много лет держат друг друга за горло и каждый боится отпустить. Уже несколько поколений родилось прямо в этот кошмар, мы привыкли. А психика стороннего человека, да еще выращенного в оранжерее, как Эман, с непривычки может и надломиться.

− Хорошо, пускай мы виноваты. Вот тебе ключи от вашей машины. Вези ее в госпиталь, куда хочешь, и не возвращайтесь, пока мы здесь.

− Ты специально надо мной издеваешься? Куда я ее повезу? Нас остановят на первом же блокпосте. Движение для палестинских машин запрещено.

Угораздило же меня такое ляпнуть.

− Ладно. Она сидит в кабинете. Иди к ней и скажи, что ты заставил меня покатать вас по городу на армейском джипе. И вот еще что. Седативы в доме есть?

− Что?

− Успокоительное, снотворное, что-нибудь такое.

− Есть кое-что. Мать принимает от сердцебиения.

− Будет легче, если твоя жена уснет, поверь мне.

Фадель с силой захлопнул дверь едва не угодив мне в лицо. Полминуты спустя появился одетый и не был доволен тем, что я до сих пор стою в коридоре.

− Зачем ты здесь торчишь? Вы уже и так конфисковали все острые предметы, вплоть до маникюрных ножниц. Чего ты еще боишься?

− Лекарство, – тупо напомнил я, глядя поверх его головы. Господи, дай силы остаться единственным нормальным в этом сумасшедшем доме.

Пока Фадель в кабинете заговаривал зубы Эман и поил ее успокоительным, я разбудил Хазановича и рассказал, что происходит, опустив самую главную подробность.

− Что я должен делать?

− Посиди здесь. Не спи. Ради Бога, не учи Талмуд, а то опять уснешь. Проснется Эзра – доложи.

− Он не поверит, что ты разрешил мне спать.

− Ты не спал. Для всех остальных ты не спал и вместе со мной видел, как ее высочество растеряло последние мозги.

Началась самая трудная часть операции. Не было никакой возможности предугадать, какие взятки Эман будет предлагать солдатам на блокпостах и как отреагирует на вид израильской базы. Я молился о том, чтобы лекарство подействовало. Наверное, Фадель молился о том же. Они показались в дверях кабинета. Эман висла на шее у мужа, ноги ее не держали. Лицо было открыто. Узнав меня, она пропела по-английски:

− А, это ты? Муж говорит, что ты везешь нас покататься.

Он даже не взглянул на меня, смотрел только на нее. Губы скривились от боли. Он ее любит, бедолага, любит по-настоящему.

Я развернулся на каблуках и скатился по лестнице.

− Ты можешь хотя бы притвориться, что ты нас не конвоируешь? – зашипел Фадель мне в спину на иврите.

Обнаглели. Что я им, Лиор Ашкенази[79]?

Эман уснула. Фадель положил ее на заднее сидение и хотел сесть туда же, но это совсем не входило в мои планы. Накинет удавку на шею – и привет. Он пробовал протестовать. Я не стал его бить, только сказал тихо, почти ласково:

− Бери ее и вон из моей машины. Блокпост там, километра полтора. Это если вы туда еще доберетесь. Поселенцы нынче очень злые.

В общем, повторилась утренняя сцена из кабинета его отца.

Мы недолго добирались до базы, и большая часть времени ушла на объяснения на блокпостах. В штабе я объяснил, что это саудовская принцесса, что она не привыкла к хевронским реалиям, опасна для себя и окружающих, а значит, и для нас. Проникновенно глядя в глаза офицеру, я намекнул, что его не украсит газетная шумиха о том, как мы свели молодую женщину с ума, а потом не допустили к ней медицинскую помощь. Офицер повисел на телефоне и объявил мне:

− Я дам тебе человека. Он довезет вас до блокпоста Галит. Это последний блокпост в H2. Туда за ней приедет машина из Красного Полумесяца. Ты прав. Это чудо нам тут на фиг не нужно.

Я сел на заднее сидение, солдат из штаба за руль. Свет редких уличных фонарей выхватывал из темноты лицо спящей Эман, такое нежное и беззащитное. Пусть живут счастливо, живут где угодно. Но не в Хевроне.

Мы остановились. Фадель аккуратно вытащил ее из машины, и она не проснулась. Поудобнее взял на руки и, не оглядываясь, пошел в сторону блокпоста. Там их уже ждали. Я сел за руль, солдат из штаба на переднее сидение.

− Так вы живете прямо в арабском доме, и семья там же?

− Уже пятый день. Или шестой.

− Брр. Я бы лучше яму себе выкопал в пустыне, честное слово.

Я бы тоже. Только я себе такой роскоши позволить не могу.

Не знаю, каким образом, по каким признакам, но старый Исмаэль все понял. Понял больше, чем его сын. Он смотрел на меня поверх голов своих домочадцев, смотрел мимо других солдат, и в глазах плескался безумный коктейль из ненависти и благодарности. Я отводил взгляд. Хватит с меня. Хватит.

Остаток нашего пребывания в доме не ознаменовался никакими событиями. Только кто-то из младших членов семьи решил внести посильный вклад в интифаду и напустил лужу Эзре в ботинок. Нечего оставлять ботинки где попало.