За весь прошедший период войны венгерский язык Ермакову ему не понадобился; в разведывательных рейдах по тылам противника ему помогало лишь хорошее знание немецкого. Поэтому, это новое задание пришлось Ермакову по душе.
В ночь на 18 июня 1942 года их выбросили с парашютами в тыл немцам, в лесной район к западу от райцентра Волчанск. Все разведчики Ермакова были в полевой форме венгерских пехотинцев; вооружены они были немецкими автоматами МП–38. Их командир был одет в форму венгерского майора; автомата он с собой не взял – только немецкий пистолет «Вальтер» в кобуре.
Это была уже шестая группа Ермакова. Предыдущие истаивали после второго–третьего задания, которые у фронтовых разведчиков чаще всего бывали сверхсложными. Ермаков и сам не знал, почему он, не самый умелый боец, каждый раз возвращался из разведки целым и невредимым, а его люди, сильные, хладнокровные, хорошо подготовленные один за другим натыкались на пули, подрывались на минах, погибали от удара штыком в рукопашных схватках. Порой, его за везение называли счастливчиком, что очень злило капитана, так как он всегда болезненно переживал гибель товарищей.
После разговора с мудрой Софьей Павловной, матерью Эльзы, лучшей девушки на свете, Ермаков как будто понял, что за удача его берегла. Он, действительно, как-то умел слышать ритм войны, сердцем чувствовал его каждую секунду, каждое мгновение, предвидя направленный в него удар; знал наперёд, где его должна была ждать опасность.
Пятеро его новых товарищей нравились ему, казались вполне опытными, надёжными, понимающими все писаные и неписаные правила разведки. Ходили они тихо, мгновенно реагировали на шум, оружие держали в руках так, чтобы в любой момент применить его в случае необходимости. Здоровяки Степан и Серго; красавец Иннокентий, подвижный как хорь; радист Павлик; улыбчивый Клим, мастер спорта по боксу – они были отличной командой. Ермаков очень надеялся, что его новое задание, которое не казалось слишком уж сложный, для каждого из них окончится благополучно.
Войска у Рубежного шли, шли и шли. Советские самолёты здесь не появлялись, и потому ничто не прерывало ровное движение солдат, одетых в венгерскую форму, артиллерийских тягачей с разнокалиберными орудиями и групп танков, маленьких даже по сравнению с советскими лёгкими танками Т-60.
По мере того, как Ермаков в бинокль наблюдал за солдатами Хорти, он убедился, что они ведут себя на марше не как немцы. Те всегда держались уверенно, почти деловито; даже когда солдаты Вермахта пересмеивались, или пели песни, было видно, что на чужой для них территории они просто делали свою работу, словно подёнщики, идущие на сельскохозяйственные работы. Лишь немцы–эсэсовцы, как правило, имели строгий, надменный вид, держались горделиво, как хозяева. Большинство же венгров, хотя и старались выглядеть уверенно, смотрели на окружающие их чужие поля, леса, дома с плохо скрываемой опаской или с заметным удивлением.
Ермаков отметил для себя, как заметно оживлялись некоторые венгры в те моменты, когда они слышали расстрельные залпы, раздающиеся с территории завода, находящегося на краю Рубежного. То, что это были именно расстрелы, и венграм, и Ермакову было ясно по поведению немцев зенитного поста у дороги, которые на выстрелы никак не реагировали.
Рубежное, как и Волчанск, немцы захватили недавно, 10 июня, и видимо, всё ещё занимались выявлением там коммунистов, комсомольцев и евреев. Может быть, там расстреливали и пленных.
За день 18 июня и в течение ночи на 19-е, мимо Рубежного прошло около трёх бригад 2-й Венгерской армии. А в середине дня 19 июня пехотных частей на дороге стало заметно меньше – теперь там, в основном, двигались гужевые обозы и отдельные грузовые машины. Всё это означало, что к передовой, к участку обороны 40-й армии Брянского фронта проследовал только один из трёх венгерских корпусов, по поводу каждого из которых было известно, что в его составе только две неполные пехотные бригады, гордо именуемые дивизиями.
Где теперь находились ещё два корпуса 2-й Венгерской армии было непонятно. Они могли двигаться к передовой с отставанием, или, возможно, командование направило их к каким-нибудь другим участкам фронта.
Ситуация требовала, чтобы разведчики взяли на дороге «языка». Эту часть разведрейдов Ермаков не любил. «Языков», даже самых откровенных, разведчикам после допросов приходилось ликвидировать, чтобы затем группе можно было тихо уйти.
В три часа дня Ермаков и Клим спокойно вышли к дороге в стороне от их недавней наблюдательной позиции. Здесь до леса было всего около пятидесяти метров.
Управлявшие возами солдаты равнодушно смотрели на стоявших под дождём майора и рядового. Честь майору, правда, они отдавали.