– То есть они хотели доказать, что прославиться можно и работая в провинции?
– Да, вот именно. Для них ведь, для всех почти, Город и был относительным центром, столицей. Они же все из маленьких городков и поселков понаехали, как сейчас говорят. Ну и решили, что это не случайно, судьба им дарит шанс, и нужно им воспользоваться. А вскоре и сами поверили в провидение, собравшее их в Городе.
– Понятно. А кто там был, кроме Георгия и Саши?
– Да всего двое-трое. Сначала-то их было гораздо больше, но кто-то ушел, кого-то прогнали, и, как я поняла, решили больше никого не принимать. Я так думаю, принимать было некого – не дотягивали кандидаты до гениальности.
– А кто отбирал-то?
– Сами и отбирали.
– Да, интересно очень. Кто же еще там?
– Художник Марк Фомин.
– Что вы говорите! Сегодня получила приглашение на его юбилей: двадцать пять лет творческой деятельности. Художник спорный, но талантливый, и, если бы не бесконечные пиар-акции имени себя, был бы очень симпатичен. Любопытно.
– Четвертый – пианист Вадим Арефьев.
– Да, знаю, в оперном театре.
– И что, хороший пианист?
– На два порядка выше остальных. Он ведь после института культуры еще в Гнесинке учился, аспирантуру окончил, потом неизвестно почему – хотя теперь-то понятно почему – вернулся в Город. Часто ездит за границу на гастроли. А пятый?
– Вот пятого не знаю. Он пришел к ним позже и вроде стал там главным.
– Я думала, что главным был Георгий.
– До какого-то времени – да. Но тот, пятый, принес нечто такое, с чем все они стали считаться. Не знаю, боюсь соврать, но, кажется, он увлекался эзотерикой и парапсихологией, и слушались его беспрекословно.
– Чем же они занимались-то, эти «белые рыцари»? – после паузы спросила я, ошарашенная информацией, которую еще предстояло переварить.
– Спорили, рассуждали, строили планы. Повторюсь, все они были приезжими, без связей, без родных и без жилья. Вот и сбились в стаю. Все бредили Серебряным веком, а там же сплошь и рядом литературные кружки и общества. Скопировали что-то и носились с этим.
– А потом-то, после института??
Людмила замолчала и задумалась.
– Ой, по-моему, они просто об этом забыли. Прошло столько времени. Но вот жили так, как задумали. Как договорились. Внешне словно бы ничем связаны уже не были, это я по Гоше знаю. Странно, сейчас вам рассказываю и сама поражаюсь тому, что не вспомнила сразу.
– Как вы думаете, а почему Маринович отказалась мне говорить про такие невинные вещи? И откуда-то знает же она об этом!
– Должно быть, Гоша все-таки рассказал. А почему не говорит? Где Ника, там всегда выкаблучивание и капризы.
Будильник я, конечно, не услышала – меня разбудил настойчивый телефонный звонок, и вместо «здравствуйте» я услышала:
– Отчего же вы мне не звоните?
– Оттого что я еду сегодня.
– Я знаю, что сегодня, но потому и спрашиваю: кто вас отвезет на вокзал?
Кто меня отвезет на вокзал… Во все мои здешние времена это был вопрос вопросов, и с тех пор, как из моей жизни исчез Бакунин со своей «Волгой», я всякий раз ощущала болезненный укол пустоты: как правило, провожать (и встречать! главное-то – встречать!) меня было некому, не считая, конечно, Жанетты. Но Бернаро своим невинным вопросом меня поставил в тупик и, окончательно проснувшись, я попыталась отшутиться:
– В Городе существует и ширится служба такси.
– Да вы что? Не заметил. Во сколько ваш поезд?
– Кажется, в полночь.
– Заеду в одиннадцать, – без паузы проговорил Бернаро, и пока я размышляла, как ответить, он отключился и пропал.
Вернувшись в утреннюю реальность, которая всегда мне давалась с трудом даже после крепкого чая, я поняла, что не могу думать ни о чем, кроме сомнительного общества «белых рыцарей». И, несмотря на бесконечный список запланированных дел, меня так и подмывало прямо сейчас мчаться к Фомину, с которым я даже была относительно знакома. Тем более, повод был: приглашение, юбилейная выставка. После разговора со Стрельцовой меня просто распирало любопытство, и, поборовшись с ним минут десять, я все-таки позвонила по указанному в приглашении телефону.
– Марк Михайлович уехал в Москву, что ему передать? – промяукала секретарша и, пообещав мне встречу с ним не раньше, чем через три дня, просила прислать список (!) вопросов (!) моего интервью.
Я собралась было полюбопытствовать, не спутала ли она своего Марка Михайловича с президентом России, но, благоразумно решив не портить отношения с обслугой до поры до времени, сказала, что личных вопросов не будет.
Однако интересовал-то меня как раз личный вопрос, и если бы не «белые рыцари», из которых непонятным образом погибли двое, я только по приговору суда стала бы писать об этом его юбилее. Наскреб же где-то двадцать пять лет «творческой деятельности», а институт закончил двадцать лет назад! Но придется писать, чтобы узнать всю историю.