– Лиза, слово в слово. Ну, разве что мой дома ночевал. Он, понимаешь ли, в других местах не засыпает. Так вот, суть в том, что препятствовать ему не нужно, а нужно всячески спроваживать к любовнице, чтобы не быть помехой – это я цитирую тебе статью. Любовница, заполучив его на время, начнет принимать меры, чтобы оставить себе навсегда, качать права, и тут пойдут скандалы, и мужик вернется. Как говорят психологи, если не препятствовать, они сожрут друг друга сами. Представь, я все выдержала, я его не уличила, правда, стала мониторить телефон.
– Зачем?
Верховская вздохнула, помолчала:
– Ну, как зачем? Быть в курсе.
– А вдруг это ошибка?
– Если бы! Сначала писала какая-то Таня, через два месяца – Оля, после Оли – Марина и Дина. Блин, принцип одноразовой посуды! То есть вроде бы все несерьезно, но мужик точно съехал с катушек. Поняв и осознав весь ужас ситуации, я прошла и все стадии отношения к этому. Первая называется «кошмар», вторая гласит: «почему?», третья вопрошает: «кто виноват?», а четвертая успокаивает: «это удобно». Сперва рыдала, ела антидепрессанты, потом пошла к психологу, на тренинги и курсы, как все обманутые жены. Слушай, сколько же в нашей стране обманутых жен!
– Постой, а с Володей ты поговорила?
Ирка вытаращила на меня полные слез глаза и резко отодвинула тарелку.
– А зачем? Для чего? Ведь я точно знаю, что он изменяет. Ну, уличу его, и что, развод?
– Почему сразу развод-то?
Она посмотрела на меня и с тихим отчаянием проговорила:
– Уличают, Лиза, только тогда, когда люди готовы к разводу. То есть готовы к войне. Села я, стала взвешивать. Костя отца обожает, обожает наш дом, свою комнату. Для него это мир. И, получается, я должна этот мир сейчас взять и разрушить.
– Нет, конечно, нельзя. Да и куда ты пойдешь – в коммуналку?
– Воевать не могу: ни тылов, ни ресурсов, ни армии. Я в тюрьме, и выхода нет. Я не знаю, где выход. Не знала… Но я думала, думала долго. И дожила до того, что в какой-то момент поняла: мне все равно! Понимаешь? Лиза, мне все равно, лишь бы мы соблюдали приличия! Теперь, когда я слышу бред о том, что ревность, мол, освежает чувства, что из нее вырастает любовь, меня тошнит физически. Кроме брезгливости, ничего не может вырасти. Я не люблю и не хочу своего мужа. Это ужасно. Чего бы я только не сделала, чтобы его полюбить и ценить так, как раньше! Не люблю. Не хочу. Хоть убей.
– Я понимаю.
– Есть еще социальный момент, – продолжала Ирка. – Мы сейчас не равны, это ясно. Тогда, когда он за мной бегал, я принимала решения. А потом, – грустно усмехнулась она, – из независимого и равноправного государства я превратилась во французскую колонию. Я зависима, ничего не попишешь. На мне ребенок, дом и быт, но зарабатывает-то он. И он свободен. Сейчас, когда мне надо в магазин или в аптеку, беру ребенка и поехала. А раньше, когда Костик был маленький, сижу и жду, когда приедет Вова. Получается, выход один: хочешь равноправия – опять становись независимым государством. А им становятся двумя путями: либо затевают войну, о чем мы уже говорили, либо бурно развивают экономику, крепят мощь страны.
– Ну, да, заводят собственное дело. Это сложно.
– А нет другого выхода, хоть тресни. А пока я буду крепить эту мощь, мою единственную и неповторимую жизнь, которая проходит, придется проживать частями.
– Как это, частями?
– Не частями, неправильно, – нишами. То есть с мужем мы дружим, мы с мужем соратники, у нас грандиозные совместные проекты – дом и сын. А любовь я найду и вне дома. Не нашла, но найду. Что же делать…
– То есть все-таки дружите, да?
– Слишком многое связывает, тут ничего не попишешь. Но своими танями-олями он сам мне дал зеленый свет. Не я захотела, а он.
– Не знаю. Мне это не нравится. Ты понимаешь, женщина, когда она влюбляется в мужчину и вступает с ним в связь, подсознательно воспринимает его как будущего отца своего будущего ребенка со всеми вытекающими. У тебя съедет крыша, короче.
– Ну, пока-то не съехала. Даже вроде забавно: он там гусарит и уверен, что никто об этих подвигах не знает. Ты видишь, я держу себя в руках. Ну да, сижу в засаде. И потом, – вернулась она в свое обычное деятельное состояние, – скажи, почему я должна своего мужа кому-то дарить? Он почти красавец, содержит семью – в общем, мужик что надо. Вот станет бесполезен – брошу. Так живет большинство.
– Не уверена.
– А потом, буквально на днях я додумалась вот до чего. Что Вова, в общем, и не виноват: ну, загулял, с кем не бывает. Ошиблась-то я, Лиза. И не я первая, не я последняя. Мы все очень часто делаем ошибку, когда выбираем, мы торопимся, оцениваем параметры. А искать нужно только одно – родную, родственную душу. Да, мы с Володькой любили друг друга, но он не родственная душа, и я ведь это чувствовала. Но – влюбленность, опять же параметры, партия! Я сама виновата во всем и теперь в наказание буду жить такой раскромсанной жизнью: одна часть там, другая – здесь. И поделом мне! Зато ты у нас молодец, не торопишься.
– А как ее узнать-то, родственную душу?
– Не знаю. Говорят, почувствуешь.