Город на Стиксе

Бернаро вдруг расхохотался, и этот хохот был разрядкой нашего зашедшего в тупик педагогического процесса. То, что он взял меня за руку, было естественно и просто, – мол, заботится о «подшефном» товарище, – но дистанция, которая так долго держалась между нами и, как я думала, уже зацементировалась, начала сгорать, как бикфордов шнур, и грозный призрак Гали Томиной с ее третьим советом заставил меня сделать попытку выдернуть руку. Попытка не удалась – Бернаро опять рассмеялся, крепко сжав мои пальцы.

– Простите мое раздражение, – наконец, сказал он, – совсем забыл, что когда начинал, сам не знал, как подступиться к этим трюкам: на элементарные манипуляции уходили недели и месяцы. Репетировал по пятнадцать часов. Одно время мне даже казалось, что мои руки к этому просто не приспособлены. Каждый день хотел бросить, но цель…

– Стать сверхчеловеком…

– Останавливала меня всякий раз.

– Простите, – чуть не подпрыгнула я от радости, что разговор, наконец, катится в нужном направлении, – но быть или казаться героем нужно для одного, для конкретного человека. Причем здесь толпа?

– Действительно, толпа здесь ни при чём. А вы хитрая. Все журналисты страшно хитрые. Я забыл вдруг, что вы – журналист. С вашим братом нельзя расслабляться.

– С вашим – тоже нельзя. Не хотите – не отвечайте.

– Отчего же, – сказал он серьезно, – только в моем случае было два человека. Во-первых, мама, которая была посудомойкой в заводской столовой и растила одна нас троих. Нет, мама во-вторых… Во-первых, Люда. Моя девушка Люда, которая не дождалась меня из армии и тем самым разбила мне сердце. – Эти слова были произнесены с комически утрированной патетикой, но за ней я почуяла ноту печали. – После Люды были предательства и значительно круче, но ни одно из них не произвело на меня такого сокрушительного действия. Я поклялся: она пожалеет. И действительно, через десять лет приехал в наш городок с большой программой и… еле узнал ее в стокилограммовой тете с сумками.

– Не верю, – вдруг сказала я.

– Что еле узнал?

– Что вы ее помнили все десять лет.

– Конечно не помнил! Я увяз в материале, и – институт, Москва… Вначале у меня и в самом деле ни черта не выходило. Довольно долго, а потом… Потом я нашел педагога. С этого все начинается. Я тогда, как многие, подрабатывал на праздниках, капустниках. И вот там-то ко мне подошел Анатолий Петрович Красков, много лет преподававший в цирковом училище, предложил сделать программу. То, что я все-таки стал иллюзионистом, его заслуга. Он объяснил мне потрясающую вещь: есть фокусники, и есть маги. Магов единицы, но чтобы стать магом, одной техники мало, и если я хочу узнать секрет, он согласен со мной поработать.

– Я тоже хочу знать секрет, говорите скорее.

Бернаро выдержал комическую паузу и тихо начал:

– Маг должен верить в волшебство мира и уметь сделать так, чтобы этот мир иногда играл по его правилам. Не нужны людям фокусы, Лиза. И искусство им тоже не нужно, в общепринятом смысле – не нужно. А необходимо им что? Мечта, сочувствие, праздник жизни. Тогда они съедят. В моем случае им подавай изощренное чудо, живого волшебника. Не мне вам рассказывать о массовой страсти к сеансам гипноза и прочим «волшебным» вещам. Убежать от обыденности, и как можно дальше – вот пружина успеха. Но чтобы публика, эта неуправляемая масса, поверила, что я – волшебник, я сам обязан в это верить.

Минут пять мы шли молча, наконец, я спросила:

– Что значит волшебство мира? Мистика, рождественские гадания, когда девушка видит во сне суженого-ряженого, техника «сбычи мечт», например?

– Мистика, гадания, техники реализации целей и многое другое. Как бы вам объяснить-то попроще? Ну, возьмем, что ли, техники. Представьте, наш мир – это гигантская тонкая сверхчувствительная паутина.

– Интернет? – не поняла я.

– Нет, неудачное сравнение. Паутина – и все, но огромная. Каждый человек – паучок. И вот этот паучок чего-то хочет. И чтобы получить желаемое, он начинает дергать паутину, совершать движения, посылать импульс. Движения должны быть не столько сильными, сколько грамотными, понятно? Он делает определенные движения, паутина колышется, движется, эта волна проходит везде, и, если паучок действовал верно, его желание принимается к исполнению.

– Принимается кем?

– Паутиной.

– А она что, волшебная?

– Да, она может все.

Где-то я уже это слышала… А, ну конечно, Жанетта со своими дурацкими ритуалами вроде «ужина с дипломатом»!

– И – нужно очень верить, – с тихой грустью закончил Бернаро.

– Но ведь важно знать азбуку пассов? Нельзя писать, не зная букв.

– Я тоже так думал вначале. Нет, просто пассы должны быть … м-м-м… очень воодушевленные.

– Значит, дело в энергии?

– И в энергии тоже. Пришлось поступать в школу магов.

– Вы отправились на восток?

– Почему на восток?

– Ну, эти школы всегда на востоке.

– Нет, эти школы – везде. Точней, везде учителя. А учитель, как известно, находится тогда, когда ученик готов учиться, заниматься.

– Чем именно?

– Гипнозом, телекинезом, телепатическими возможностями. И самым сложным – умением мыслить озарениями.

– Как это?