Город на трясине

Сын испуганно взглянул на мать, которая задала этот вопрос тихо, почти с подобострастием, однако в ее голосе ему почудилась и какая-то доля уверенности.

— Это почему же ей не быть? — проговорил он наконец.

Старушка на какое-то мгновение испугалась — то ли голоса сына, то ли собственной смелости. Она втянула в плечи маленькую, как у птички, голову и, покачав ею, замолчала. А потом улыбнулась, вновь становясь слабой, безвольной и подобострастной старушкой, какой она была не один год.

— Почему бы ей не быть? — еще раз спросил Иштван.

В кухне воцарилось напряженное молчание. Мать теребила руками край передника. Антал достал жестянку, в которой хранил табак, и сосредоточенно начал сворачивать цигарку, а отец, сидевший в углу, вдруг начал вслух пересчитывать количество сплетенных рядов.

— Люди такое болтают… — скорее не сказала, а простонала мать. — Вот и Анти слышал… Чего только не говорят…

— Много чего говорят. Болтают, да и только. Я просто так сказал маме…

— Ну так расскажи все снова.

— Ерунду всякую говорят. Я и сам-то из десятых уст слышал…

— Почему вы прямо мне не говорите?! — возмутился Иштван. — Что случилось? Болтаете за моей спиной, а когда я спрашиваю, лепечете бог знает что! Зачем это? Ну скажи, Анти, зачем это, а?

— Я ничего не болтаю! Только с тобой по-человечески и посоветоваться-то нельзя. — И он взглянул прямо в лицо Иштвану.

— Это почему же нельзя?

— Да потому что нельзя. Ты со мной так разговариваешь, будто я тебе и не брат вовсе.

— Это когда же я с тобой так говорил?

— Да всегда. И сейчас тоже. Скажешь: так, мол, и так, нельзя — и баста!.. С тобой ничего нельзя…

— Все, что было можно, я для тебя делал, а чего нельзя, того нельзя. Как тебе объяснить, что мне сейчас особенно осторожным нужно быть по отношению к Берецам? Или ты хочешь, чтобы я занимался только твоими делами?

— Я тоже как-никак помогал выучить тебя… — начал было Антал.

— К чему весь этот спор? — перебил их отец с несвойственным ему раздражением и тут же, будто опомнившись, опять начал про себя считать сплетенные им ряды, беззвучно шевеля губами.

Иштван сразу как-то сник. У него вдруг закружилась голова, будто он оказался на краю глубокой пропасти. Он закрыл глаза и, как бы согласившись со словами отца, сказал:

— Не будем сейчас говорить об этом!.. Потом… позже…

Мать, желая хоть как-то разрядить напряженную обстановку, заметила:

— Ничего плохого Анти сказать не хотел… — Однако тут же осеклась.

Снова стало тихо, лишь отец пересчитывал сплетенные ряды.

— Ну так что же все-таки говорят люди? — опять спросил Иштван. На этот раз в его голосе уже не было прежней настойчивости. Скорее всего, он спросил об этом лишь для того, чтобы хоть что-то сказать.

— Разную чепуху. Что ты поругался с Берецем… и ходить к ним перестал… потому что якобы кто-то сказал, будто это старик забил Розику Бакош до смерти… Другие же говорят, будто, мол, и ты хочешь скрыть это… Кто болтает, что и свадьбы, мол, теперь никакой не будет… ни осенью, ни позже…

Последние слова Анти произнес несколько раз, словно подчеркивая этим, что все остальное его вовсе и не интересует.

Пастор стоял в растерянности, как человек, который никак не может понять того, что ему только что сказали.

Мать расценила молчание Иштвана как подтверждение слухов и, отбросив обычную боязливость и подобострастие перед сыном, заговорила быстро-быстро, будто хотела словами отогнать надвигающуюся на них беду:

— Люди всегда много чего болтают. Чего хотят, о том и сплетничают. Если одному бедняку удается выбраться из бедности, они готовы его задушить. Мол, почему он, а не мы? Зависть их съедает. Ради них и пальцем-то не стоит шевелить! Все сплетни о дочери Бакоша они для того только и придумали, чтобы нас угробить, чтобы поссорить тебя с Берецем. Они думают, что ты глуп и сделаешь так, как они хотят. Как бы не так! Каждый человек — кузнец собственного счастья, а завидовать другим нечего. На меня, к примеру, некоторые смотрят так, будто я собственными руками задушила их родного отца. Как-то на днях встретилась я с тетушкой Юлчей Бачи. Так она меня спрашивает: «Ну как, будет у вас осенью свадьба с богачом Берецем?» Спрашивает, а у самой такая кислая рожа, будто она пол-лимона откусила. «Будет», — отвечаю я ей. «Смотрите, не пришлось бы пожалеть», — говорит она мне. «А вам-то чего переживать?» — сказала я ей. Так вот взяла да и отрезала! Мне теперь в церковь и то идти не хочется: все на меня оглядываются. Не стоят эти люди, чтобы добро для них делать. Пальцем пошевелить и то жалко! Зависть их съедает. Ну и пусть завидуют! Пусть болтают что хотят! Пусть говорят, что свадьбы не будет, а она вот и будет!..