Город на воде, хлебе и облаках

– Шломо, – сказал Шломо Сирота Шломо Грамотному, – где ты видел, чтобы на рубель можно было купить, чтобы мы все были здоровенькими? Сейчас не царское время, когда на рубель можно было купить одну пятую коровы. Сейчас другие времена…

Шломо Грамотный задумался, и, нет, вы опять будете смеяться, серебряный рубель в руке Шломо Сироты превратился в золотой червонец с двуглавым орлом, а это, я вам скажу, по всем временам ого-го… И Шломо Сирота покатил к винной лавке Мордехая Вайнштейна, чтобы купить что? Правильно, вина! А в винной лавке коротал время за рюмочкой портвейна реб Аарон Шпигель, то ли ювелир, то ли фальшивомонетчик. И когда Шломо Сирота протянул Мордехаю Вайнштейну золотой червонец, то Мордехай Вайнштейн протянул золотой червонец реб Аарону Шпигелю. Посчитав на данный момент его фальшивомонетчиком, потому что откуда у Шломо Грамотного может быть живой золотой червонец. Реб Аарон Шпигель, потупив спрятавшийся под моноклем выцветший глаз, тут же распотупил его и со словами «Я вообще-то ювелир» взял золотой (под подозрением) червонец на золотой же зуб.

– Настоящий. Печатан в 1763 году на Монетном дворе в Петропавловской крепости города Санкт-Петербурга.

А так как второго фальшивомонетчика в Городе не было, чтобы проверить слова реб Аарона Шпигеля, золотой червонец был признан золотым, и на него была отпущена толика вина (не будем уточнять, насколько велика была эта толика и что это было за вино), и была дана сдача в размере рублями серебром и медной монетой, а недостающую сдачу реб Мордехай Вайнштейн выдал выставочной верхней вставной челюстью. Пообещав возместить ее вскоре после намечавшейся на ближайшей драке стенка на стенку в русском квартале. Но Шломо Сирота челюсть взять отказался, мотивировав тем, что Шломо Грамотный, получая сдачу рублями серебром, медной монетой и вставной челюстью, может воспринять ее как намек и разгневаться. А Шломо Грамотный в гневе был страшен. Во всяком случае, так говорили, потому что в гневе его никто никогда не видел. И эта троица устроила коллоквиум, как поступить с выставочной вставной верхней челюстью. И порешили за разрешением вопроса обратиться к равви Шмуэлю Многодетному, которого дома не оказалось. А оказался он в хлебной лавке реб Бенциона Оскера, бывшего Бени Комедианта, знававшего в своих комедиантских странствиях Омара Хайяма, где в компании арабского поэта Муслима Фаттаха из арабского же квартала и брата его, садовника Абубакара Фаттаха, обсуждали тонкости мугамов Джаббара Гарягды-оглы. И по очереди эти тонкости выпевали, отчего Третий Маккавейский переулок, бывший Котовского, спал не очень хорошо, чтобы не сказать совсем не. И вот Шломо Сирота, зубник Мордехай Вайнштейн, то ли ювелир, то ли фальшивомонетчик Аарон Шпигель и выставочная вставная верхняя челюсть пришли в хлебную лавку, где (читайте выше) распевали мугамы Джаббара Гарягды-оглы. А должен вам сказать, что мугамы – штука продолжительная во времени, так что после часа вежливого ожидания конца этой в высшей степени музыкальной тягомотины Шломо Сирота случайно клацнул вставной челюстью. Чем нарушил мелодичный вой исполнителей мугамов Джаббара Гарягды-оглы. И тогда пришельцы из винной лавки в хлебную донесли до равви Шмуэля Многодетного свои сомнения в благоприятном исходе вручения Шломо Сироте сдачи в виде выставочной вставной верхней челюсти. Равви Шмуэль долго наматывал вокруг шеи и разматывал с той же шеи свои безразмерные пейсы, пока чуть не задушил себя, ровно какой турецкий паша, получивший от султана шелковый шнурок. А отдышавшись, изрек:

– Инфляция, акцизы, налог с продаж…

Никто ничего не понял. Все смотрели на раввина с некоторым недоумением. И страхом. Ибо не может Город жить без раввина. А какой же это раввин, если произносит какие-то чудовищные слова, которые ни один нормальный еврей слыхом не слыхивал, в глаза не видывал? Хорошо, что дети этого не слышали. Но их слышал маклер Гутен Моргенович де Сааведра, пришедший на звуки мугамов по причине бессонницы, возникшей по причине мугамов.

– Это значит, евреи и прочие господа, что цены на вино выросли на величину стоимости выставочной вставной верхней челюсти. Так это и надо объяснить Шломо Грамотному.