Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей

При Константине уже не было необходимости в отваге. Вопреки некоторым утверждениям, он не оставил Рим христианским городом. Однако он узаконил и превознес веру во всей империи. Формально решение поддержать христианскую Церковь Константин принял не в Риме, а в Медиолануме, нынешнем Милане. Более того, это не было его индивидуальным решением. Хотя Константин дрался с Максенцием на Мульвианском мосту за единоличную власть, практические соображения подтолкнули его к новому союзу и в дальнейшем к совместному правлению с Лицинием (308–324 гг.), который станет впоследствии цезарем-августом на Востоке империи. Уже через четыре месяца после того, как Максенций утонул в Тибре, Константин приветствовал в Милане нового союзника. Там они обсуждали брак Лициния с сестрой Константина, Констанцией. Хотя целью встречи было именно согласие на этот брак, цементировавший союз, в историю она вошла благодаря заключенному на ней соглашению касательно христианства. Так называемый Миланский эдикт 313 года утвердил, что новые правители «даруют христианам и всем остальным свободу следовать вере по их выбору» [40]. Это решение впитало весь свод эдиктов о веротерпимости, принятых в прежние десятилетия. Оно узаконило христианство по всей империи и строго запретило преследовать христиан. Лактанций письменно ликовал в Риме в связи с освобождением христиан от многолетних гонений и признанием «Всевышнего» в виде указания на единого христианского Бога [41]. Сам эдикт пока так и не найден, несмотря на упоминание его Эвсебием. Однако переход к официальной, постоянной терпимости к христианам, засвидетельствованный и Лактанцием, и Эвсебием, не вызывает сомнений.

* * *

Перемены, провозглашенные Константином, не означали обращения империи и даже города Рима в христианскую веру. В 380-х годах среди аристократов все еще преобладали язычники, римская элита по большей части христианской сделалась только в середине V века [42]. Впрочем, вера начала почти сразу проникать в самые камни города. При этом статус и сущность Церкви в значительной степени окрашивались особенностями империи. Вскоре Церковь и Римская империя тесно переплетутся в процессе физического и идейного осмоса, вырастившего стоящие по сей день величайшие архитектурные символы христианского Рима. Чтобы выжить в темных закоулках города, ранней христианской Церкви требовались нехитрые навыки, базовое – даже негласное – одобрение и ощущение единства и руководства. Потребности Церкви как допускаемой, публичной религии быстро росли. Теперь Римская церковь была призвана проявлять и утверждать свой авторитет и облик, раскрывая объятия растущему количеству верующих. Важную роль в этом играли новые здания. Даже если христиане могли закрыть глаза на скверну прежних языческих культов, запятнавшую имевшиеся постройки, для христианского богослужения они попросту не годились. Их центр притяжения был внешним: залитый кровью и заваленный внутренностями широкий алтарь, на котором в угоду богам забивали жертвенных животных [43]. Христианство же являлось в значительной степени религией таинства, чьи ритуалы отправлялись скрытно. Верующие присутствовали при церемонии, участвовали в молитве и в богослужении – неважно, происходило это в неказистой домашней церкви или в огромных Константиновых сооружениях, которые вскоре поднимутся в Риме.

Перемещая христианство в публичную сферу, Константин сделает его домом не храм, а базилику, величайшее сооружение Римской империи. Как мы уже убедились на примере колоссальной стройки Максенция на Римском форуме, в базиликах проводились крупные собрания и церемонии, даже судебные разбирательства. Финансируя строительство подобных зданий, Константин продолжил еще одну традицию империи – патронаж над архитектурой общественного назначения. Его предшественники открывали базилики, предназначенные для общественных нужд, а свое благочестие проявляли возведением храмов богам любви, войны и торговли. Константин, проявляя свою веру в христианскую Церковь, поменял назначение официальной архитектуры римлян: теперь ее цели были религиозными. Тем самым он положил начало изменению значения самого слова «базилика», ныне исполненного христианского смысла. Эти пещероподобные пространства под прямоугольными крышами, с проходами по обеим сторонам, очерчивались колоннадами и возвышениями спереди и сзади. Возвышения эти часто возникали в апсиде – полукружье в дальнем конце базилики – и порой по бокам. В некоторых традиционных римских базиликах восседавший на троне судья вершил правосудие силой власти, дарованной ему самим императором [44]. В христианской базилике трон распорядителя и судии принадлежал епископу. Теперь поклонение Христу, некогда подвергавшееся осмеянию, пользовалось в Риме императорским покровительством, обеспечивавшим ему высочайший статус.