Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей

Таким образом, мирское признание Римской церкви обнажало резкие контрасты, провоцировало моральные дилеммы и вспышки насилия, бросавшие тень на то достоинство, которого так алкали Дамас и Урсин. Наблюдая яростную схватку за епископский посох, римский историк и воин Аммиан Марцеллин иронично отмечал: «Победитель непременно обогатится дарами аристократок, будет разъезжать в удобных повозках, носить роскошные одеяния и задавать пиры, не уступающие царским» [61]. Дамас постарается не ударить в грязь лицом и заслужит прозвище «ухочистка знатных дам» после своей победы в боях с Урсином в 366 году. Некоторые высказывали сомнение, достойно ли такое для тех, кто занимает престол святого Петра. Иероним, будущий секретарь Дамаса, клеймил священников, слишком охотно гревшихся в лучах нового престижа Римской церкви. Он негодовал на клириков, которые, в подражание своим покровителям-аристократам, чрезмерно заботились о внешности и даже завивали волосы. Для таких людей было важно, чтобы их одеяния отвечали их новой роли в приличном римском обществе. Однако были и другие священники, которые, как, например, Макарий, сокрушались о показном богатстве. В Церкви, где усиливалась борьба за власть, такие высказывания грозили их автору серьезными последствиями.

Притом что людей, подобных Иерониму и Макарию, отвращала показуха, Церкви необходимо было проникнуть в высшее общество Рима. Как позже утверждали римляне, базилику на том месте, где боролись Дамас и Урсин, ныне известную как Санта-Мария-Маджоре, возвели именно христиане-патриции. Традиционно считается, что ее строительство началось в 350-х годах, когда некая богатая бездетная пара спросила у Бога, как им оставить свои накопления Пресвятой Деве. Они молились на Эсквилинском холме, стоя на коленях, душной августовской ночью, как вдруг с безоблачного неба повалил снег – на то самое место, где теперь стоит базилика. Однако эта легенда не единственная, относящаяся к данной церкви. Есть другая: якобы папа Либерий (352–366 гг.) построил эту базилику, увидев сон о снегопаде в Риме тем летом. Утверждают также, что он превратил в базилику стоявшее на том месте светское здание или дворец, принадлежавший семейству Сицинини [62]. Так или иначе, все предположения указывают на то, что тогдашняя Римская церковь пользовалась все более явственной поддержкой самого состоятельного слоя населения города.

* * *

Сами папы тоже, как следует из истории с Либерием, становились крупными меценатами. Вскоре после своего возвышения Константин покинул Рим. Несмотря на союз императора с Лицинием, их дружба была натянутой и недолговечной. Лициний стал видеть в Константине соперника в борьбе за власть и начал преследовать христиан, считая их прислужниками своего соправителя [63]. К 325 году Лициний погиб, его армия была разбита Константином, а его хладный труп повесили на всеобщее обозрение. Константин стал наконец единственным повелителем империи. Однако отсутствие союзников в управлении Востоком грозило ему неприятностями. Воинственные персы и варвары, возможности его более богатых и густонаселенных восточных земель, торговля на Черном и Средиземном морях – все это лишало императора сна. Для сохранения власти ему требовалось перенести столицу империи из Рима на Восток. В 324 году он учредил новый центр власти в древнем Византии, находившемся на стыке Азии и Европы, в центре скалистого перешейка между Мраморным и Черным морями. Не прошло и шести лет, как Византий был переименован в честь императора.

Переселение императорской власти в новую столицу, Константинополь, неизбежно лишало Рим и его Церковь прежнего внимания и милостей императора. О снижении значения города выразительно свидетельствовала переправка на Восток церковных реликвий. Елена доставила свои священные находки в Рим, но уже останки главных апостолов, Луки и Андрея, отвезли прямиком в Константинополь [64]. Процессы принятия решений в Церкви по всему миру тоже приобрели восточный уклон. В 325 году Константин созвал первый за все время экуменический собор не в Риме, а в Никее, в 100 километрах к юго-востоку от новой столицы империи [65]. Константин пригласил примерно 1800 епископов отовсюду, от Испании до Персидской империи, чтобы покончить со спорами, возникшими между христианскими общинами и внутри их. Предметами спора стали еретики, дата Пасхи и истинная природа Бога и Иисуса. Константин, официально не имевший права голоса, сидел позади епископов, однако было ясно, что он намерен активно участвовать в христианских делах. По сообщению Эвсебия, император величественно предстал перед собравшимися «в пурпурной мантии… сияя золотом и драгоценными камнями», «словно то были лучи света» [66].