Город падающих ангелов

– Понимаю, что вы имеете в виду, – сказал я. – Значит, вся эта ерунда о Демократической республике планеты Марс – лишь военная хитрость, чтобы сбить ученых ищеек со следа.

– Ну нет, – произнес он. – Это как раз правда.

– Э… – Я внутренне напрягся и насторожился.

– Как вы относитесь к миру и ядерному разоружению? – спросил он.

– Я двумя руками за, – ответил я, тщательно взвешивая слова.

– Отлично, – сказал он, – потому что это миссия Проекта Барбаро.

– Проекта Барбаро?

– Да, это проект, имеющий целью достижение мира во всем мире и ядерного разоружения. Мы находимся в постоянном контакте с главами всех земных ядерных держав. Наша цель убедить их сдать нам коды управления ядерным оружием, чтобы мы могли погрузить их на космический корабль и отправить на Марс, где они станут недоступными. Что вы об этом думаете?

– Это благородная цель, – одобрил я. – Но вы все время говорите «мы». Кто работает вместе с вами?

– Ну, пока это я один. Но я уже поговорил с множеством людей вроде вас, и они думают, что это хорошая идея.

Я воспользовался паузой в разговоре, чтобы объяснить причину звонка. Я упомянул о своем интересе к Барбаро, кружку Барбаро, жизни во дворце пяти поколений семьи Кертис.

– Смогу ли я посетить палаццо Барбаро?

– Это вполне возможно, – сказал он. – Я пришлю вам бланк заявления. Скажите мне свой адрес.

Через три дня я получил большой конверт с бланком заявления на разрешение посещения «Исследовательского центра Р. Д. Кертиса». Я заполнил бланк, поставив «нет» в ячейке «Связь с инопланетными духами и движениями». Вместо подписи требовался отпечаток большого пальца правой ноги. Прижимая палец к открытой баночке с коричневым сапожным кремом, я думал, что у меня очень приличные шансы оказаться жертвой глупого розыгрыша. Но я все же отослал по указанному адресу заявление с отпечатком и буквально через несколько дней снова услышал по телефону голос Ральфа Кертиса, спросившего, буду ли я свободен для посещения палаццо Барбаро на следующий день в три часа дня. Я сказал, что буду.

– Отлично, – произнес он. – Вот мы и стартанем.

Он явно не был приверженцем изысканных оборотов речи.

Как мы договорились, я встретился с ним в кафе на Кампо-Санто-Стефано, возле заднего фасада Барбаро. Ральф сидел за столом и курил коническую зеленую сигарету. Обычно такие сигареты набивают высушенными овощами. По виду Ральфу было хорошо за пятьдесят, он отличался стройным сложением и интенсивным загаром. На носу были темно-синие очки-консервы; одет он был в безупречно отутюженные джинсы и пиджак поверх свитера с высокой горловиной. Выбросив сигарету, Ральф встал.

– Все в порядке?

Тяжелая деревянная дверь заднего фасада открывалась в чудный внутренний двор, окруженный сложенными из старинного кирпича оштукатуренными стенами, в которых без всякого видимого порядка были прорезаны окна. Слева была видна лестница с увитыми плющом железными перилами, два пролета которой вели наверх, в piano nobile. В центре двора роскошный рододендрон ветвился в клумбе, устроенной в капители старинной колонны. Прямо перед нами начиналась темная аркада, ведущая к сверкающей на солнце воде Гранд-канала. На высоких стойках покоилась старая гондола, казалось, полностью готовая к спуску. Палуба располагала felze, маленькой черной пассажирской каютой – от таких венецианские гондольеры отказались десятки лет назад. Я спросил, сколько лет этой гондоле.

– Больше ста, – ответил Ральф.

Это означало, что Роберт Браунинг, Джон Сингер Сарджент и Генри Джеймс вполне могли кататься на этой гондоле.

С верхней лестничной площадки мы вошли в высокий сумрачный вестибюль. Справа я увидел двойные полированные двери, за ними формально находилось portego и разделенные на этажи помещения, выходившие на Гранд-канал. Но двери эти так и остались закрытыми. Ральф повернул налево, к небольшой двери, ведущей в его апартаменты. Они оказались расположенной в задней части дворца анфиладой комнат, больших, но скудно обставленных. Все комнаты были выкрашены одинаковой белой краской. Строгость помещений подчеркивала их пустота. Все убранство каждой комнаты заключалось в паре стульев, небольшом деревянном столе и нескольких настенных полках. В люстрах и настенных светильниках горели небольшие кобальтово-синие лампы; обычно таким цветом подсвечивают взлетно-посадочные полосы в аэропортах. На стенах комнат были аккуратно написаны их названия: «ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ПОЛЕТОМ», «МАРСОВЫЙ ЗАЛ», «ЛУННЫЙ ЗАЛ», «КОМНАТА МИРА», «КОМНАТА ВНЕЗЕМНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ».

– Добро пожаловать на борт космического корабля «Барбаро», – сказал Ральф, начав короткую экскурсию по своим апартаментам, которое он называл «О. К. Крыло палаццо Барбаро». Аббревиатура О. К. обозначала Одиль Кертис, имя его бывшей жены.