Город Победы

– Боюсь, маленькая Гангадеви, что ты наслушалась людей с севера. Твоя попытка оправдать непристойность, апеллируя к древней мудрости, пусть и притянута за уши, остроумна, но, мягко говоря, ошибочна. Здесь, на юге, нам отлично известно, что эти порнографические скульптуры в далеких местах вроде Конарака – едва ли что-то иное, чем потуги запечатлеть жизнь девадаси, которые – там, на севере – немногим лучше проституток и готовы принять множество непристойных поз в обмен на горстку монет. Я не допущу подобных изображений в нашей девственно чистой Биснаге.

Голос Пампы Кампаны сделался ледяным.

– Во-первых, великий учитель, – проговорила она, – я больше не ваша маленькая Гангадеви. Мне удалось сбежать из той проклятой жизни, и теперь я любимая всей Биснагой Дважды-Царица. Во-вторых, хотя все это время мои уста оставались безмолвны о том, как ты вел себя в этой пещере все те годы, я готова сорвать с них печать в любой момент, если ты встанешь у меня на пути. В-третьих, речь идет не о севере или юге, а о желании воспевать хвалу тому, как в людях проявляется священное, в форме как моногамных, так и полигамных союзов. А в-четвертых, прямо сейчас я решила, что нет никакой необходимости строить новый храм. Я размещу эти рельефы на уже имеющихся, на Новом Храме и на Обезьяньем Храме, так, чтобы ты мог видеть их каждый день до конца своей жизни и размышлять о том, какова разница между занятиями любовью, которые несут радость и происходят по взаимному желанию, и жестким принуждением, чтобы тот, кто слабее и беззащитен, делал это с тобою. Есть у меня еще одна идея, знать о которой тебе необязательно.

– Твоя власть сделалась больше, чем моя, – отвечал Видьясагар, – по крайней мере сейчас. Я не могу остановить тебя. Делай, что хочешь. Из твоей невозможной непрерывной юности я могу видеть, что долголетие, дарованное тебе богиней, существует на самом деле, и это впечатляет. Прошу тебя, знай, что я буду просить у богов даровать мне столь же долгую жизнь, чтобы я мог противостоять твоим нездоровым идеям, пока мы оба будем живы.

Вот так Пампа Кампана и Видьясагар сделались, говоря одним словом, врагами.

А вот какой была “еще одна идея” Пампы Кампаны: вывести эротическое искусство за пределы религиозного контекста, исключительно в рамках которого оно рассматривалось до этого времени, и отказаться от необходимости оправдывать его обращением к древним текстам, будь то тантрическая традиция, “Камасутра” или Упанишады, индуизм, буддизм или джайнизм, отделить его от высоких философских и мистических концептов и превратить в ежедневное торжество жизни. Букка, царь, веривший в принцип удовольствий, полностью ее поддержал, и в следующие месяцы и годы скульптурные изображения девадаси и их партнеров-мужчин начали появляться на стенах жилых кварталов, за стойками бара в “Кешью” и других подобных заведениях, снаружи и внутри торговых павильонов на базаре, короче говоря, повсюду.

Она отыскала и обучила новое поколение женщин-резчиц по дереву и женщин-каменщиц, поскольку большинство жилых построек в Биснаге, включая значительную часть царского дворца, были построены из дерева, а еще потому, что женщины имеют более сложные и интересные представления об эротике, чем мужчины. За те годы, пока рождались ее сыновья и они с Буккой наслаждались друг другом – она никогда так не наслаждалась временем, проведенным с Хуккой, – она намеревалась превратить Биснагу из придуманного Видьясагаром пуританского мира, в правильности которого он убедил и Хукку, в место, полное смеха, счастья, а также частых и разнообразных сексуальных утех. Этот план стал своего рода продолжением ее личного недавно обретенного счастья – оно позволило ей отправить Доминго Нуниша в царство памяти, а не боли, – которое она предоставляла всем жителям в качестве подарка. Вероятно также, что этот план был не так уж невинен, а являлся своеобразной местью и был осуществлен исключительно потому, что не нравился великому подвижнику – тому подвижнику, что некогда был монахом, который вел себя в пещере в Мандане совсем не столь по-монашески, как заставил всех верить.

Не кто иной как Халея Коте явился к Букке, чтобы предостеречь, что этот план может стать самострельным.

– Особенность идеи создать жизнь, полную удовольствий, – внушал старый солдат царю во время прогулки по приватным зеленым тоннелям дворцового сада, – состоит в том, что она не работает сверху вниз. Люди не хотят получать удовольствие из-за того, что так им велела царица, и не хотят делать это тогда, где и как предпочитает она.

– Но она же не говорит им напрямую, что делать, – не соглашался Букка, – она просто создает стимулирующую атмосферу.

Она хочет быть для них вдохновением.