Город Победы

В первый же день своего правления Букка послал за своим старым собутыльником. Халея Коте, чья жизнь проходила в военных лагерях и на дешевых постоялых дворах, был потрясен величием царского дворца. Женщины-воины с каменными лицами вели его мимо затейливо украшенных бассейнов и великолепных ванн, мимо каменных рельефов, изображающих марширующих солдат и запряженных слонов, мимо каменных девушек в развевающихся юбках, танцевавших в каменном ритме, в то время как за их спинами музыканты стучали в каменные барабаны и выводили сладостные мелодии на каменных флейтах. Стены над этими резными фризами были обтянуты шелковой материей, расшитой жемчугом и рубинами, а в углах стояли золотые львы. Халея Коте, несмотря на весь свой тайный радикализм, испытывал благоговейный трепет, а также страх. Что хочет от него новый царь? Возможно, он желает стереть из памяти свое развеселое прошлое, в таком случае Халея Коте опасался за собственную голову. Женщины-воины привели его в Зал Личных Приемов и велели ждать.

После часа, проведенного в одиночестве в окружении мерцающего шелка и каменного великолепия, беспокойство Халея Коте значительно увеличилось, и когда царь наконец прибыл в окружении полной свиты из охранников, дворецких и прислужниц, Халея Коте был убежден, что настал его смертный час. Букка Райя I больше не был маленьким кругленьким Буккой из “Кешью”. Он был великолепен в парчовом одеянии и шапочке в тон костюму. Казалось, что он стал выше ростом. Халея Коте понимал, что на самом деле он никак не мог подрасти, что это просто иллюзия, порожденная величием, но этой иллюзии хватило, чтобы усугубить замешательство старого убеленного сединами солдата. Когда Букка заговорил, Халея Коте подумал: Я труп.

– Я все знаю, – заявил ему Букка.

Значит, дело не в пьянстве. Теперь Халея Коте еще более уверился, что проживает последний день своей жизни.

– Ты не тот, кем кажешься, – продолжал Букка, – ну или так сказали мои шпионы.

Так новоиспеченный царь впервые признал, что все время правления брата он имел собственную охрану и разведку, чьи офицеры теперь должны сменить сотрудников Хукки, которым будет рекомендовано проводить пенсию в маленьких дальних деревушках и никогда впредь не возвращаться в город Биснага.

– Мои шпионы, – добавил Букка, – люди крайне надежные.

– И что они говорят, кто я такой? – спросил Халея Коте, хотя ответ был ему уже известен. Он был человеком, приговоренным к смерти, и просил, чтобы ему зачитали его смертный приговор.

– Ты ремонстрант, это правильное слово? – спросил Букка очень вкрадчиво. – И согласно моей информации, ты действительно можешь быть человеком, чья персона крайне интересовала моего покойного брата, настоящим автором “Пяти Ремонстраций”, а не просто рядовым последователем культа. Более того, чтобы скрыть свое авторство, ты ведешь себя не так, как вел бы себя религиозный консерватор, коим должен являться автор. Если это не так, то то, что ты декларируешь, не соответствует твоей собственной природе, и ты делаешь все это для того, чтобы приобрести себе последователей, которых не заслуживаешь.

– Не стану оскорблять твою разведку, отрицая то, что тебе известно, – ответил Халея Коте. Он стоял очень прямо, как и надлежит стоять солдату перед военным трибуналом.

– Теперь что касается “Пяти Ремонстраций”, – продолжал Букка. – Я полностью согласен с первой. Духовный мир должен быть отделен от светской власти, и начиная с этого самого дня так оно и будет. Что касается второй ремонстрации, я соглашусь, что практики коллективных богослужений чужды для нас, и им тоже будет положен конец. А вот дальше все становится немного сложнее. Связь между аскезой и содомией не доказана, равно как и связь подобной практики и целибата. Помимо всего прочего, это форма получения удовольствия любима в Биснаге многими, и я не готов давать рекомендации, какие формы получения удовольствия приемлемы, а какие вне закона. Дальше ты требуешь, чтобы мы отказались от любых военных кампаний. Я понимаю, что ты, как многие закалившиеся в боях солдаты, ненавидишь войну, но ты должен признать в свою очередь, что, когда этого потребуют интересы империи, мы тут же пойдем в бой. И наконец, твоя пятая ремонстрация, направленная против искусства, – ее создал полнейший обыватель. При моем дворе будут поэзия и музыка, и я также буду возводить прекрасные здания. Искусства не есть легкомыслие, и богам об этом отлично известно. Искусства важны, чтобы общество было здоровым и процветающим. В “Натьяшастре” сам Индра говорит, что театр – сакральное пространство.

– Ваше Величество, – начал Халея Коте с официального обращения к своему прошлому собутыльнику, – дадите ли вы мне время, чтобы я мог все объяснить и нижайше попросить о помиловании?

– Не надо тебе ни о чем просить, – отвечал Букка. – Два из пяти не так уж и плохи.