Город Победы

Ответ был таков: он изменился, потому что изменился мудрец Видьясагар. В свои шестьдесят этот на вид ничем не примечательный (хотя втайне плотоядный) отшельник из пещеры превратился в человека, наделенного властью; его назвали бы премьер-министром Хукки, если бы этот термин был известен в те времена, он давно уже не был чистым (хотя не таким уж при этом и чистым) мистиком, каким был в юности. В будущем революционном памфлете, известном как “Первая Ремонстрация” – чье авторство, возможно, принадлежит лично тайному радикалу (и явному пьянице) Халея Коте, – имя Видьясагара упоминалось в критическом ключе, его обличали в излишней близости к царю. Теперь Видьясагар начинал свои дни ни с молитвы, ни с медитации или поста, ни с постижения Шестнадцати Философских Систем, но с исполнения самых важных обязанностей в спальне Хукки Райи I. Он был первым, кто видел Хукку каждое утро, поскольку царь был одержим астрологией и нуждался в том, чтобы Видьясагар еще до завтрака прочел по звездам и рассказал, что ему уготовил день грядущий. Именно Видьясагар говорил царю, о чем звезды велят ему думать в каждый конкретный день, кого следует допустить в царское присутствие, а встреч с кем необходимо избегать из-за неблагоприятных небесных конфигураций. Букка, согласно чьему менее суеверному мнению, астрология являлась скопищем чепухи, начал от души не любить Видьясагара, считая выдаваемые им прогнозы политическими манипуляциями. Поскольку он был тем, кто решал, с кем царю следует встречаться, был придворным стражем монаршей спальни и тронного зала, то он был вторым по власти в стране, уступая лишь самому монарху, при этом, как подозревал Букка, мудрец использовал свою власть, чтобы принуждать царских министров и ходатаев делать большие пожертвования – как в пользу храмового комплекса в Мандане, так и, скорее всего, себе лично.

Его власть уже сравнялась с монаршей и в какой-то момент могла оказаться способной ее свергнуть. Хукка не желал слышать никакой критики в адрес своего ментора, и Букка обратился к Пампе Кампане.

– Тогда пришел мой черед; я подрежу жрецу его крылышки.

– Да, – ответила она с удивившей его горячностью, – обязательно это сделай.

Новоиспеченный политик Видьясагар решительно не одобрял прежней благосклонности Хукки к своеобразному синкретизму, которая заставила его воспринимать людей всех вероисповеданий как равноправных граждан – торговцев, губернаторов, солдат и даже генералов.

– Нельзя мириться с этим арабским богом, – прямо заявил царю Видьясагар.

Однако святого в целом привлекал принцип монотеизма, и он превознес почитание местного культа Шивы над всеми прочими богами. Он также с интересом наблюдал за молитвенными сборищами последователей арабского бога.

– У нас нет ничего подобного, – наставлял он Хукку, – а нам это нужно.

Практика массового коллективного богослужения стала радикальным нововведением; его начали называть Новой Религией, и оно решительно осуждалось ремонстрантами, сторонниками Старой Религии, в своих памфлетах настаивавшими на том, что Старое и потому Истинное почитание бога – вопрос не общий, а индивидуальный, установление связи между индивидуальным верующим, божеством и никем более, а эти гигантские молитвенные собрания есть не что иное как замаскированные политические митинги, то есть речь идет о недопустимом использовании религии в интересах власти. Большинство людей не обращало внимания на эти памфлеты, исключением были лишь представители небольших кружков интеллектуалов, которым не хватало внутреннего единства, а потому они были практически бесполезны, и им можно было позволить существовать и дальше; идея же массовых богослужений прижилась. Видьясагар нашептал царю, что проведение подобных церемоний приведет к размыванию границ между почитанием божества и выражением преданности царю. Так оно и случилось.

Поход против султана Мадураи соответствовал ценностям, проповедуемым Новой Религией Видьясагара. Пришло время преподать выскочке-султаненку и его выскочке-религии показательный урок, который хорошо запомнит вся страна.

Все это развело Хукку и Букку так далеко, как никогда прежде, а потому, когда Пампа Кампана поцеловала наследника престола в зеленом тоннеле, он ничуть не воспротивился, но напротив, ответил ей с тем же чувством и энтузиазмом. Что касается нее, то она ясно видела раскол между братьями и сделала свой выбор.