– Я родилась на корабле, – сообщила она. – Никто не может прорасти корнями в море. Так происходило с нами с тех пор, как Зерелда Сангама и Великий мастер Ли присоединились к генералу Чжэн Хэ. Мы стали женщинами на кораблях, наши пути лежали там. Здесь повсюду мы находили себе мужчин, но не выходили за них замуж, следуя примеру Зерелды Сангамы и Великого мастера Ли, которые никогда не были женаты, но оставались преданы друг другу всю свою жизнь, мы рожали дочерей, снова и снова, и нарекали их именем Зерелды Сангамы – Зерелду за Зерелдой за Зерелдой; это закончилось на мне, а я была шестым поколением! Свою фамилию мы пронесли через все эти поколения тоже. Так что мы звались Зерелда Ли Первая, Вторая, Третья и так далее. Что касается меня, у меня была мама, а больше никого не было. Отец пропал в каком-то порту. На борту не было других детей, так что ко мне с самого начала относились как ко взрослой и ожидали от меня взрослого поведения. Я росла молчаливой и внимательной, думаю, что мужчины на борту – в татуировках, с золотыми зубами, кривыми ногами и повязками на глазах, похожие на пиратов, таких нормальные девушки боятся, – немного меня опасались, еще они сильно боялись мою маму, а потому держались от нас на расстоянии.
Корабль был единственным местом, которое я знала, он был моей родной улицей, но в каждом порту, куда мы прибывали, меня ждал новый мир, который ненадолго становился частью и моего мира тоже. Ява, Бруней, Сиам, далекие азиатские острова, а в противоположном направлении – земли Аравии, мыс Африки, Побережье суахили. Когда мы довезли жирафа из Африки до самого Китая, император заявил, что это – его Небесный Мандат, доказательство того, что небеса благословили и утвердили его правление. Мы привозили еще и страусов, но им не приписывали божественное происхождение, слишком уж глупо они выглядели. Такой была моя жизнь, повсюду и нигде, и я поняла, что обладаю даром хранить в своем сознании формы вещей. Я сделалась картой мира.
Я узнала, что мир безграничен в своей красоте, но также безжалостен, неумолим, жаден, беспечен и жесток. Я узнала, что любви по большей части нет, а когда она случается, бывает порывистой, текучей и, в конце концов, оставляет неудовлетворенность. Я узнала, что общества, которые выстраивают мужчины, зиждутся на угнетении многих немногими, но я не поняла, я до сих пор не понимаю, как эти многие соглашаются с этим угнетением. Возможно, потому что, если они воспротивятся и восстанут, за этим последует лишь еще более жестокое угнетение, чем то, которое они победили. Я начала думать, что мне не очень-то нравятся люди, но я любила горы, музыку, леса, танцы, широкие реки, песни и, конечно, море. Море было моим домом. И наконец я узнала, что мир забирает у тебя твой дом, не испытывая при этом ни малейших мук совести. Когда мы были где-то возле восточного побережья Африки, на борт пришла желтая лихорадка. Меня она обошла стороной, но многие, включая мою маму, умерли. Все, что у меня осталось, – это то, чему она меня научила, высокое искусство вести бой, и ее предсмертные слова, предсмертные слова всех женщин по имени Зерелда: “Разыщи Пампу Кампану”. И вот я здесь, а тебе теперь все известно.
– Твоя карта мира? – спросила Пампа Кампана. – У тебя в голове на самом деле настоящая карта? Можешь ли ты видеть, как сочленен этот мир? Как
– Да, – отвечала Зерелда Ли, – я вижу это очень отчетливо.
– Тогда я расскажу тебе, кто есть я, – продолжала Пампа Кампана. – Я – карта времени. Я несу в себе уже почти два века и вберу еще полвека до того, как со мной будет покончено. И ровно так же, как ты можешь видеть, как
– Тогда давай обе изготовим свои карты, – предложила Зерелда Ли и захлопала в ладоши. – Я нарисую свою на бумаге, если ты согласишься сделать то же со своей. Я попрошу царя создать Зал Карты и покрою каждый сантиметр стен и даже потолка рисунками огромного лежащего за океаном мира, а ты должна попросить чистую книгу, которую ты будешь заполнять историей, мечтами и даже, возможно, будущим, когда в нем окажешься.
Там, в спартанском полевом лагере, по дороге на войну и зародился великий шедевр Пампы Кампаны. Она всерьез взялась за написание “Джаяпараджаи”, хотя это означало, что ей придется вновь пережить ужас поглотившего ее мать пламени, а Зерелда Ли начала рисовать карты, которые на протяжении последующих пятидесяти пяти лет будут считаться вершиной искусства картографа. Увы, Зал Карты не уцелел при разрушении Биснаги, и от гениальности Зерелды Ли, которой мы могли бы восхищаться, не осталось и следа.