Я смотрел на профессора. Он уже поднял голову от тарелки и в упор смотрел на меня. Не знаю почему, но под его взглядом в мою душу закрались сомнения: а прав ли был я, отдав этого гения на людской суд. В его взгляде не было ни страха, ни ненависти. Скорее какая-то обреченность. И благодарность. И это еще более смутило меня. Это был взгляд не негодяя, а человека, загнанного в угол. Человека, которому теперь, благодаря нам, возможно, никогда так и не удастся совершить великое открытие. И спасти человечество от страшной болезни.
Наконец Заманский глухо произнес.
— Скажите, можно мне посмотреть записи адвоката.
Это походило на последнее желание человека, которого скоро должны казнить. И я как палач, молча кивнул головой в знак согласия.
Папки адвоката лежали на рояли. Профессор, окруженный с двух сторон Гогой и Вано, приблизился к нему. Вместе с ними у рояля сгрудились и все остальные жители Жемчужного. Все склонились над роялем, вглядываясь в аккуратный почерк адвоката.
Это была моя главная ошибка. Не всегда следует исполнять волю обреченного. Поскольку обреченный всегда верит в свой шанс на спасение. И Заманский им воспользовался.
Неожиданно погас свет. Началась нервная суматоха, кто-то закричал, несколько человек упало. И поскольку одновременно несколько человек пытались нащупать выключатель и зажечь свет, то это не сразу удалось сделать.
Свет осветил взволнованные лица горожан Жемчужного. Но среди них уже не было профессора Заманского. Распахнутая настежь дверь, через которую врывался сильный ветер с дождем в звуковом сопровождении грома, указывала на путь его бегства. Все по инерции бросили на улицу. Но, естественно, Заманского и след простыл. А грязь, ливень и гром служили ему надежным прикрытием.
В этой ситуации не растерялся только Гога Савнидзе. Он сразу же стал названивать в участок и требовать людей для поиска преступника. Наконец он бросил трубку. И властным тоном прогремел.
— Не беспокойтесь, друзья. Можете спокойно расходиться по домам. Профессор от нас не уйдет, — он повернулся к нам с Вано. — А вам — отдельное спасибо от всех жемчужан. Хотя до субботы еще два дня, я завтра же предоставлю вам милицейскую машину. И вы спокойно сможете уехать, чтобы с чистой совестью наслаждаться законным отпуском.
Уже в своем номере, завалившись в обуви на диван и забросив руки за голову, я ответил заботливому Гоге. Хотя выслушал это Вано.
— На счет чистой совести еще можно поспорить. Как ты считаешь, Вано? Что-то у меня какая-то кошка скребет по сердцу. Представь, совсем скоро профессор мог бы осчастливить мир своим открытием. И ни кто иной, а мы ему в этом помешали. Не слишком ли много мы взяли на себя?
— Да ну тебя, Никита! — махнул рукой Вано. — Какое нам дело. Мы выполнили свой долг, и не более того. А потом, откуда тебе знать наверняка, что профессор стоял на грани величайшего открытия. Возможно, он просто блефовал. Так, пожалуй, оно и было. Блеф чистой воды!
— Но зачем ему понадобилось лгать? — не согласился я с ним. — Он же не мог предположить, что совершит убийство.
— Ты хорошую рассказал сказочку, Никита. Эти олухи тебя слушали, выпучив глаза и вникая каждому слову. И главное — веря в каждое слово. Но я-то знаю, что половина из рассказанного тобой, есть только твои творческие фантазии. Конечно, факты ты не извратил, но в остальном… А вдруг все-таки профессор приехал только для того, чтобы замочить адвоката? Разве такое не возможно? А если адвокат давно шантажировал его, и профессор решил с ним рассчитаться. И выдумал про какое-то открытие века, чтобы потом на суде, на всякий случай, ему смягчили наказание.
— Скорее это твои фантазии, Вано, — я упрямо покачал головой. — Профессор не такой человек. И ты это прекрасно знаешь. Он не способен на заранее спланированное убийство. Его к этому вынудили. Об этом же говорят и записи адвоката. И если честно, где-то мне этот Заманский симпатичен.
— И убийцы бывают вполне симпатичными людьми. Только на их обаяние попадаются глупые сыщики.
— Спасибо на добром слове. И все же… Меня не покидает мысль, что у профессора был сообщник. А это не вписывается в рамки моего рассказа, понимаешь? Кто-то же выключил этот дурацкий свет!
— Ну, во-первых, кто-то из сердобольных жемчужан, возможно, пожалел профессора. Или, возможно, этот спаситель сам болен раком, или один из его родственников. И он не был заинтересован, чтобы спаситель человечества оказался за решеткой. Но я тебе это объясняю не потому, что это могло быть. Этого быть не могло!
— Почему ты в этом уверен?
— А потому что скорее всего Заманский сам же и выключил этот свет. Он ближе всех находился к выключателю. А в это время все, как бараны, опустили головы, вглядываясь в записи, как будто они в этом что-то смыслили. И заметь, профессор сам предложил просмотреть записи, заранее зная, что они расположены недалеко от выключателя, на рояле. Вот и вся арифметика.
— Ты относишься к этому стаду баранов?