Город призраков

Гога тащил меня за собой, тараторя на ходу и слегка отталкивая в сторону Белку. Которая настойчиво бежала за нами. Цепляясь за мой рукав и о чем-то прося. Однако я не мог разобрать о чем. Поскольку Гогин громовой тембр не мог заглушить и пушечный выстрел. На улице, окончательно обнаглев, он стал практически силой заталкивать нас в машину. Этого мои нервы уже не выдержали. Грубо оттолкнув его, я приблизился к Белке.

— Девочка, ни о чем не волнуйся. Заманского обязательно разыщут. Твой отец ни в чем не виновен. Он сегодня же будет на свободе…

— В том-то и дело, что не будет! — закричала она сквозь слезы.

— Не понял, — я оглянулся на Гогу. — Гога, ты что, чокнулся. А слово джентельмена!

— Никита, мотай-ка ты лучше отсюда. Дело слегка осложнилось, но, поверь, мы все уладим. Я прекрасно знаю, что Угрюмый невиновен. Остались только формальности.

Вано, который уже уютно разместился в машине, при слове «формальности», которое больше всего ненавидел, не выдержал и вылез из автомобиля.

— Какие-такие формальности? — обратился он к Гоге.

Гога тяжело вздохнул.

— Эх, ребятки, я же как лучше хотел. Вы и так нам здорово помогли. Так вот и не хотелось забивать вам голову пустяками. На разрешение которых уйдет пару дней. Я и девчонку просил ничего вам не говорить. Так она просто влюбилась, вот и нашла предлог, чтобы упросить Задорова остаться.

— Мне кто-нибудь может что-либо объяснить! — чуть ли не заорал я. — Почему в этом паршивом городе так и не научаться говорить по делу!

— Никита, — Белка сглотнула слезы. — Папа сегодня сделал чистосердечное признание. Он заявил, что это он убил адвоката.

Этого я не ожидал. И взглянул на своего товарища. Тот, вытаращив глаза, смотрел на Белку.

— Чушь какая-то, — пробормотал Вано.

— И я говорю — чушь, — с готовностью подтвердил Гога. — Очередные причуды Угрюмого. Заманский, сбежав, сам подписал себе приговор. Подтвердив свою вину. А Угрюмый всегда был чокнутым.

— Не смейте так говорить об моем отце! — закричала на него Белка. — Он никогда не был чокнутым. Или вы всегда великодушие называете сумасшедшим?

Я не выдержал.

— Извини, Белка. Но если это великодушие… Я согласен с Гогой. Нормальным это не назовешь. С какой стати ему проявлять великодушие к Заманскому? Или он что, метит в ранг святых? Не получится! Твой папочка повторяется. Один раз он уже взял на себя вину. Во второй раз это действительно выглядит сумасшествием. И, боюсь, в этом случае мы ничем уже помочь ему не сможем. Мы сделали все, что в наших силах. И поэтому с чистой совестью можем убраться из этого города, который, по-моему, просто кишит сумасшедшими. Кроме вас, конечно, Гога, — с иронией заметил я. Но тот не понял мою насмешку. И удовлетворительно хмыкнул.

— Правильно, Никита. Поехали. «Лазурный» и впрямь лучший курорт на побережье. Не пожалеете.

Я был не на шутку взбешен. Меня достала эта история, противоречащая всякой логике и здравому смыслу. Угрюмый вел себя, как недоумок. Даже если допустить, что он и впрямь мечтал помочь спасению человечества от страшной болезни. Но не ценой же собственной жизни! В конце-концов Заманский мог и впрямь лгать, что стоит на пороге великого открытия. В конце-концов, даже если это и так, есть тысячи способов помочь ему довести дело до конца. А потом уже судить.

— Поехали, — твердо сказал я. — Угрюмый рано или поздно скажет правду. Или споткнется на каком-нибудь факте. Я по собственному опыту знаю, что доказать и фактически обосновать свою выдуманную вину гораздо труднее, чем — свою невиновность.

И не обращая внимания на слезы Белки, одобренный Гогой, который за последний час стал для меня чуть ли не братом, я стал залезать в машину. Уверенный, что никто на сей раз не помешает нашему отъезду. Но в очередной раз я ошибся. Тем более в последнюю очередь ожидая этого от Вано. Который больше моего мечтал вырваться из этого местечка.

Но на сей раз мой товарищ поступил алогично. Схватив меня за рукав. И твердо сказав.

— До субботы еще два дня, Никита. Думаю за два дня «Лазурный» никуда от нас не денется. И не затеряется в тумане моря голубом. А мы в субботу спокойненько доедим туда на маршрутном автобусе.

— Ты что — чокнулся, — закричал я на него. — Зачем тебе это? Или ты собираешься встать на колени и умалять Угрюмого, чтобы он взял свои слова обратно? К черту! Если он хочет усложнить свою жизнь — это его дело!

— Нет, Никита. Просто я сильно сомневаюсь в твоем замечании на счет доказательств собственной виновности. Я по своему опыту знаю, что все наоборот. Если человек сознается, не важно — придумал он это или нет, никто не станет больше им заниматься. А если этот человек и раньше имел проблемы с законом… К тому же не стоит на пороге величайшего открытия века… А мы ведь знаем, что он не убивал. И просто не имеем права теперь остановиться на полпути, отдав человека на растерзание закону. Я уже на этом собаку съел, и ты это помнишь. И не хочу во второй раз переживать такое. И тебе не советую, даже в первый раз. Поверь, такой опыт не обогатит твою душу.